Конан и дар Митры

Но до срока воришка-варвар и жалкий дух, прибившийся к нему, пребывали в безопасности. Ни один чародей не мог уничтожить человека, которого не видел ни разу в жизни; к тому же, для такого действа требовались кое-какие мелочи вроде обрезков ногтей, пряди волос, туники, сандалий либо пояса - словом, любая мелочь, долгое время находившая в контакте с телом и насыщенная эманациями того, кому, по воле мага, предстояло отправиться в пасть Сета. Неджесу не удалось бы даже найти варвара в многолюдном городе; не мог он и проникнуть в его намерения.

Но это было не столь важно. Стигиец улавливал некие, вполне определенные эмоции, направленные на собственную персону; варвар думал о нем, о его доме, о богатствах, что якобы хранились здесь, испытывая вожделение и алчность. Значит, рано или поздно, он появится - появится вместе со своей тварью, древней, словно пирамиды Кеми!

Вечером шестого дня ощущение близости начало усиливаться: либо мысли вора упорно возвращались к задуманному делу, либо он сам блуждал где-то неподалеку от дворца. Вероятно, и то, и другое, подумалось Неджесу, когда он сидел за ужином, неторопливо смакуя паштет из гусиной печенки и красное туранское вино. Покончив с едой, стигиец велел дворне спустить собак и укладываться на покой. В караул он назначил только двоих - хотя обычно по ночам поместье охраняли четверо.

Устроившись на ложе, он замер во мраке и тишине, отслеживая путь приближавшихся злоумышленников. Вначале он ощущал лишь то, что они находятся к северо-западу от дворца, вероятней всего - у перекрестка Окружного и Бритунского трактов или еще далее; затем расплывчатый образ стал определеннее, и Неджес понял, что вор направляется прямо к его дому. Он по-прежнему не мог разглядеть ни лица, ни фигуры этого варвара - только неясное колышущееся облако, скользившее по лесу где-то за южной дорогой.

Глупый дикарь, попавший в Шандарат совсем недавно, решил он. Хотя никто из местных еще не представлял истинных размеров его магической силы, по городу уже ходили слухи, что первый советник, сменивший покойного Морилана Кирима, человек непростой. Не только мудрец, искушенный в дипломатии и тайнах правления! По этой причине любой из шандаратцев скорее выпустил бы себе кишки тупым кинжалом, чем приблизился к дому советника хотя бы на сто шагов. Всякий знал, что от чародеев лучше держаться подальше.

Вероятно, варвар не был посвящен в такие подробности, ибо ломился через лес почти не скрываясь. Да и кто мог увидеть его здесь глухой ночною порой? Разве что тот, чьим добром он надеялся поживиться... Впрочем, "увидеть" тут не совсем подходило, ибо магическое зрение отличалось от обычного, коим одарены все люди, и нищие, и богатые - за исключением несчастных слепцов.

Застыв на своем ложе, Неджес ощущал, как темное облачко, уже сгустившееся и плотное, остановилось напротив решетки, по другую сторону тракта; видимо, злодеи совещались, прикидывая, как лучше проникнуть в усадьбу и справиться с собаками. Вдруг стигиец расслышал повизгиванье псов, почти сразу же резко оборвавшееся; затем облачко метнулось к ограде, преодолело ее одним скачком и вновь замерло. Он поднялся и подошел к окну.

На лужайке перед террасой, едва освещенной сиянием нарождавшегося месяца, высилась рослая фигура. Неджес не мог рассмотреть лица варвара, но почему-то решил, что тот молод, очень молод - почти мальчишка. Грива темных волос падала на лоб и плечи, широкие, как у медведя; ноги были полусогнуты, словно пришелец изготовился к прыжку; весь его облик дышал такой первозданной мощью и необузданной силой, что Неджес на миг восхитился. Из парня вышел бы отличный слуга, подумал он, пристально изучая ауру пришельца, но тут же отрицательно покачал головой. Нет, этот разбойник, этот вор не годился в слуги; слишком независим и непокорен! Непокорства в нем, несмотря на юные годы, было куда больше, чем у владыки Ашарата! Такие предпочитают смерть рабству!

Что ж, пусть будет так... Мрачно усмехнувшись, Неджес проследил за взглядом пришельца, направленным куда-то в сторону. Рядом с широкой лестницей, что вела на террасу, сидели кружком пять огромных псов. Глаза их остекленели, языки вывалились из жарких пастей, шерсть на загривках стояла дыбом, по клыкам стекала слюна; несомненно, мастафы были зачарованы одним из тех древних Заклятий Окаменения, к которым так чувствительны животные. Да и люди тоже, подумал стигиец, заметив двух своих стражей, что валялись у ступеней. Правда, справиться с ними оказалось потяжелей; руки и ноги воинов дергались, пальцы скребли по земле, словно они пытались бороться с силой, сковавшей их члены.