Конан и дар Митры

- От-пус-ти! Глу-пе-ец! От-пус-ти!

- Нет! Ты же просила, чтоб я тебя погрел, так? И помнишь, что я тебе ответил?

- От-пус-ти! Жал-кий... жал-кий... ку-сок... мя-са... Пи-ща...

- Я поклялся Кромом, что никто не согреет тебя лучше по эту и по ту сторону Вилайета! - на губах Конана играла жестокая ухмылка. - Кром - это мой бог, милашка, и я не хочу его обманывать... Тебе будет жарко, очень жарко!

Он встал, одним движением огромной руки свернул шею суккубу и бросил обмякшее тело в костер. Некоторое время он всматривался в призрачную плоть, что корчилась и таяла в огне, затем его глаза обратились к мечам, по-прежнему лежавшим на дорожном мешке. Клинки больше не звенели, и сполохи тоже погасли.

15. НАСТАВНИК

Тянулись дни, томительные, как неволя в гладиаторской казарме Хаббы; взмахом черных крыл отлетали ночи. Конан то брел по пескам, по бесконечным пологим барханам и каменистым осыпям, то проваливался в сон, мучительный и неглубокий, не приносивший ни отдыха, ни облегчения. Ему виделись кошмары: огненное жерло кардальского вулкана, гигантские чешуйчатые гады, выползающие из-под земли; чудовища с грозно разверстыми пастями, извергающие пламя; драконы, закованные в роговую зеленоватую броню; демоны, что жадно следили за одиноким путником с пылающих небес. Иногда над ним склонялось лицо Инилли - прекрасное, беломраморное, холодное; в жутком полусне-полубреду он наблюдал за тем, как раздвигаются ее пунцовые губы, обнажая острые клыки, как пасть суккуба медленно-медленно приближается к его шее - к тому месту, где бились наполненные горячей кровью жилки... Как и прежде, странное чувство охватывало киммерийца; ему хотелось разбить череп ведьмы могучим ударом кулака и, в то же время, слиться с ней, познать до конца эту прекрасную плоть, манящую и отталкивающую одновременно.

После ночлега у разрушенной башни гирканский конек, верный сотоварищ Конана, протянул еще пять дней - без травы и почти без воды. Это было великим подспорьем; за такое время путник преодолел не один десяток тысяч шагов и находился теперь в самом центре пустыни, за которой вздымались остроконечные пики горного хребта. Когда лошадь начала спотыкаться через шаг, киммериец забил ее, напился крови, вырезал с ляжек несколько полос мяса и подсушил их на солнце. В тот вечер ему пришлось расстаться не только со своим скакуном, но и с большей частью поклажи; теперь он нес два последних бурдюка с водой, скудные запасы пищи, оружие да колючий волосяной аркан. Эта веревка, расстеленная кольцом на песке, спасала его ночью от змей.

Пустыня, по которой он странствовал, тянулась к северу на много дневных переходов. Тут не было ни воды, ни растительности, ни животных кроме все тех же змей, мерзких гадов толщиной в руку, которые питались неведомо чем. Конан полагал, что они пожирали друг друга, однако это не объясняло их многочисленности. К счастью, змеи выползали на поверхность только ночью, когда песок немного остывал, и волосяная веревка служила хорошей защитой от них.

Киммерийцу же приходилось путешествовать днем, под палящим солнцем. Возможно, ночами идти было бы легче, но тогда в светлое время ему пришлось бы спать, а в этой пустыне ему не встретилось ни скал, ни больших валунов - ничего, что давало бы хоть клочок тени. На многие тысячи шагов тянулись пески, ровные и сыпучие; их сменяли пологие барханы, похожие на застывшие морские валы, либо каменистая почва, покрытая щебнем, иссеченная трещинами. Идти по мелким камням было труднее всего; обувь Конана вскоре не выдержала, и теперь, пересекая щебеночные осыпи, он оставлял за собой кровавый след.

Но все это - и жажда, и раны, и палящее солнце - казалось ему не стоящим внимания. Он не сомневался, что дойдет; он чувствовал меру своих сил и верил, что их хватит, чтобы на равных потягаться с пустыней. Еще Конана поддерживала мысль о том, что многие прошли этой дорогой до него десятки, если не сотни людей. Троих он знал сам, и хотя все трое были крепкими людьми, родились они все же не в Киммерии. Да, эти люди относились к могучей породе - и аквилонец Фарал, странник в сером плаще, и Маленький Брат, хитроумный бритунец, и Рагар из Аргоса по прозвищу Утес; однако Конан полагал, что он сильнее любого из этой троицы. Они больше знали и больше умели, им подчинялись таинственные силы Мироздания и, возможно, они лучше владели оружием; но путешествие в пустыне требовало прежде всего выносливости и грубой физической мощи. Итак, обладая и тем, и другим, Конан не сомневался, что повторит путь, которым прошли прежние Ученики.