Конан и Алая печать

«…Конан, кажется, впервые в жизни я столкнулся с неразрешимыми трудностями, — король медленно читал мне избранные выдержки из письма немедийского герцога. — Мы знаем друг друга двадцать лет, и, полагаю, у тебя никогда не возникало повода усомниться в моем оптимизме, в какие бы переделки мы вдвоем не попадали. Теперь, однако, я начал ощущать себя поглупевшим стариком, который не в состоянии увидеть очевидного. Вышеупомянутые «трудности» составляются не из королевской немилости (сам знаешь, я всегда верно служил своему королю и не могу вызывать его неудовольствия, а с наследником Нимедом-младшим мы самые добрые и искренние друзья), не из опасностей, подстерегающих всякого человека, занимающегося моим ремеслом… Семья и дети тоже в порядке, хотя и не совсем…»

Конан замялся, посмотрел на меня и сказал:

— Это я читать не буду, личное. Тебе вовсе не обязательно знать обстоятельства семейной жизни его светлости. Вот, нашел. Слушай дальше:

«Меня не оставляет ощущение беспокойства, странной тревоги, предчувствия чего-то очень и очень плохого, сравнимого, возможно, лишь с достопамятной историей о Зеленом Огне шестилетней давности. Немедию постепенно охватывает непонятная, беспричинная смута, корень и источник которой я не могу отыскать. Великие боги, Митра Солнцезарный, на протяжении последних лет я всегда мог отгадать, где, в каком месте и по какой причине зарыта любая собака, однако ныне появилось чувство, будто нахождение могилы самой главной собаки остается для меня неизвестным…»

Конан замолчал, взъерошил волосы и уставился на меня.

— Чего это он про собак?

— Его светлость, видимо, хотел сказать, что упустил нечто самое важное, — бойко ответил я. — Так сказать, аналогия. Иначе говоря, метафора.

— А-а… — понимающе протянул Конан. — Когда говорят одно, а подразумевают другое? Мне Хальк что-то рассказывал. Впрочем, неважно. Давай-ка доберемся до сути письма. Учти, этого я даже барону Гленнору не читал.

Мимоходом я подумал, что Гленнор сам все давно прочел — оно понятно, тайна королевской переписки и все такое, но господин барон предпочитает быть в курсе любых дел, даже касающихся лично правителя.

— «Подозреваю, что неспокойствие, расшатывающее Трон Дракона, приходит в Немедию извне, — продолжал Конан. — Нет оснований подозревать в интригах Аквилонию. Пускай ты и Нимед отнюдь не являетесь душевными друзьями, вы оба понимаете, что нарушение равновесия между великими державами Заката не приведет к добру. Очень тебя прошу, попробуй раскопать хоть что-нибудь в своей стране — любые слухи, сплетни, догадки… Надеюсь, барон Гленнор не зря получает жалование, а его возможности не сравнимы с возможностями моих конфидентов, трудящихся в пределах Аквилонского королевства. Буду искренне признателен…»

— Какие появились соображения? — Конан поднял на меня взгляд.

— Я, конечно, не хочу никого задеть, но, по-моему, письмо более чем странное, — поразмыслив, высказался я. — Совершенно ничего конкретного. Смутные подозрения, подспудное беспокойство… Конан, сколько лет его светлости герцогу Эрде?

— Ты на что намекаешь? — возмутился король. — Полагаешь, у Мораддина началось стариковское слабоумие? Да, конечно, он далеко не мальчик, ему уже за восемьдесят…