Конан Дойл

1924-й подарил нам еще два рассказа о Холмсе: «Три Гарридеба» («The Adventure of the Three Garridebs»), где Холмс отказывается от титула, и «Знатный клиент» («The Adventure of the Illustrious Client»), в котором у Холмса появляется новый помощник, как будто позаимствованный у Честертона – раскаявшийся преступник Джонсон, – а сам Холмс совершает кражу со взломом и ему даже грозит уголовное преследование. В финале «Знатного клиента» Холмс произносит краткую тираду о грехах и Божией каре. Все-таки уверовал? А с чего мы, собственно, взяли, что он когда-то был материалистом? Атеистом он уж точно не был: с самого начала саги он чуть не в каждом втором рассказе роняет пару общих слов о Провидении. Также никогда не говорилось, что он отрицает бессмертие. Нет, Холмс не изменился: он был и остался верующим рационалистом.

Но с Челленджером ситуация иная. Осенью Дойл приступил к новому роману «Страна туманов» («The Land of Mists»). Его у нас – как и «Долину ужаса» – долго не печатали, так что человек, не прочитавший роман в детстве, вполне может быть с ее текстом не знаком; взрослый же, узнав, что это роман о спиритизме, читать и не станет (хотя если заменить спиритизм на парапсихологию, прочтет непременно). Скажем так: это роман о паранормальных явлениях, и в нем профессор Челленджер и журналист Мелоун становятся убежденными спиритуалистами. Дойл не очень любил «впихивать» спиритизм в свою беллетристику. Но спиритизм стал частью его жизни, очень большой частью: об этой жизни он не мог хоть раз не написать всё, что знал, и человек, которому любопытен мир тогдашних спиритов, найдет в этой книге «всеобъемлющую картину» их деятельности, с разными организациями, с узнаваемыми прототипами и бытовыми подробностями.

Книгу много критиковали – в частности, за то, что превращение лондонского репортера и ученого-естественника в спиритов выглядит крайне неубедительно. Сейчас говорят, что эта вещь слабая, скучная, устаревшая. Что ж, давайте разбираться: убедительно или нет, устарела или не очень. И вообще, «Страна туманов» заслуживает подробного рассмотрения: ведь в ней Дойл отчасти описывает свой собственный путь к спиритизму, описывает занятнее, живее и искреннее, чем в теоретических трудах; может, если мы внимательно прочтем «Страну туманов», нам наконец станет понятно, как доктор «докатился» до своих теорий?

Челленджер уже в «Отравленном поясе» проповедовал жизнь после смерти; было бы вполне естественно, если бы его воззрения продолжали развиваться в заданном направлении. Кроме того, профессор уже не тот, что был: умерла его любимая. Благодаря своей дочери Энид он снова смог «включиться в жизнь», но любить жену не перестал: главные его помыслы отныне устремлены «туда». Так что его погружение в страну туманов с психологической точки зрения было бы вполне оправданно. Как знать, быть может, если бы доктор Уотсон умер, осиротевший Холмс понял бы вдруг, что лишился значительной части своей души, и тоже захотел бы хоть изредка поговорить с покойным другом?

Мелоун тоже изменился – ведь прошли годы. «Юноша превратился в мужчину. Внешне он мало переменился, разве что усы стали погуще, округлилась талия, а лоб прорезали морщины – следы новых условий жизни в послевоенном мире». Мелоуну в «Затерянном мире» лет 25, во всяком случае, так его воспринимает читатель, следовательно, сейчас ему нет сорока; могло еще и не быть морщин. Как-то он быстро постарел и стал весьма похож на Артура Конан Дойла – больше, чем какой-либо другой из когда-либо придуманных доктором персонажей.

Итак, обстоятельства жизни Челленджера вроде бы таковы, что ему и провозглашать спиритизм, а Мелоуну, который никого не потерял и всегда был скептиком, следует с профессором спорить. Тем не менее Дойл принял совершенно иное решение: когда Мелоун в качестве репортера собирается идти в спиритическую церковь и робко замечает, что «есть же что-то такое непознанное», Челленджер его жестоко высмеивает.

«– И все же их поддерживают весьма достойные люди, – произнес Мелоун. – Что вы скажете о Лодже, Круксе и прочих уважаемых гражданах?

– Не стройте из себя дурака, Мелоун. И у великих есть слабые стороны. Своего рода оскомина на здравый смысл. Неожиданно впадаешь в идиотизм. Что и произошло с этими людьми. Нет, Энид, я не знаком с их доказательствами, да и не собираюсь знакомиться: существуют очевидные вещи».

Профессор, таким образом, предстает воплощением тех самых предвзятых людей, которые априори отвергают спиритизм, даже не дав себе труда вникнуть в проблему. Но он – человек честный, и добросовестность ученого не позволяет ему умолчать об одном факте, который его мощнейший интеллект не в силах объяснить: однажды ему на краткий миг почудилось присутствие умершей жены.