Конан Дойл

«Часто в детстве я говорил ей: „Когда ты состаришься, мамочка, у тебя обязательно будут бархатное платье и золотые очки и ты будешь сидеть, уютно устроившись у камина“». Так и вышло: последние свои годы Мэри Дойл провела в покое и комфорте. Но камин, у которого она сидела, находился не в доме ее сына. Доктор и его мать всегда были очень близки духовно и при этом ни в чем не разделяли взглядов друг друга. К увлечению сына спиритуализмом Мэри относилась более чем холодно. Но она была его другом. Как он пережил ее смерть? Припомним слова Мелоуна: «Что мне горевать о ней? Она отошла, и я отхожу вслед за нею, и, может быть, там, в новом бытии, мы будем ближе, чем здесь, когда я жил в Англии, а она – в Ирландии». Пересмотрит ли Мэри свое отношение, когда окажется «там», захочет ли говорить с сыном?

О, разумеется, мы беспокоились напрасно. Она приходила. Дойлы обходились без профессиональных медиумов. Все организовывала любящая Джин – методом автоматического письма. Родные и близкие наносили визиты с завидной регулярностью. Доктора это устраивало идеально. Он терпеть не мог внешних эффектов и мистики. В общении с духами ему нравились тихость, обыденность, домашность.

«21 июля 1921 года. Общаясь с помощью моей жены-медиума с моим старшим сыном Кингсли, я спросил о Вилли Хорнунге. <...> „Он очень устал. Но ему становится лучше. Он стал более восприимчив. Ему жаль, что он не верил в возможность контакта. Сейчас он осознает это“. Длинная пауза. „Я Вилли. Я здесь. Я так рад быть здесь. Артур, это замечательно. Если б я знал это при жизни, я мог бы помочь другим людям. Но и сейчас еще не поздно. <...> Мне хорошо. Я работаю и чувствую себя прекрасно. Кстати, избавился от астмы“. <...> „Твоя нынешняя работа – литературная?“ – „Да, в своем роде. Очень интересно. Она лучше, чем та работа, которой я занимался на Земле“. – „Как поживает Иннес?“ – „Не беспокойся. Он придет очень скоро. Он пока отдыхает. <...> Кстати, здесь много крикетистов, с которыми ты раньше играл. Они все передают тебе привет“».

Не успевает Хорнунг уйти, как появляется Малькольм Леки. «"Привет, старина! Как хорошо, что ты здесь! Мы любим, когда ты приходишь". – „Я прихожу не так часто, потому что есть и другие люди, нуждающиеся в общении. <...> Я счастлив. Я занимаюсь медициной. Моей работой в больнице руководит один очень авторитетный врач, у которого я учусь. Вам здесь понравится“. – „Мы бы рады были прийти к тебе, чтобы собраться всем вместе“. – „Нет-нет, вы пока нужны там, где вы есть“». Доктор вновь с тревогой спрашивает об Иннесе. Малькольм отделывается общими словами.

Десять дней спустя заглядывает Кингсли: «"Ах, как здесь хорошо!" – „Где ты? Скажи – где?“ – „Я очень близко. Я вижу вас всех совершенно ясно. Мать Джин находится рядом со мной. Мы все очень счастливы. Бабушка тоже поняла великую истину. Она сожалеет лишь о том, что не понимала этого раньше“. – „Она просто не могла“. На этом месте в беседу включилась моя мать: „Я должна была больше доверять тебе, мой дорогой сын“. – „Милая, бедная мама!“ – „Не бедная – совсем напротив. Мне очень хорошо. Ты уладил все мои дела как надо“».

Обсудив дела с матерью, доктор опять спрашивает, почему не приходит Иннес. Мать обещает, что он придет. Возвращается Кингсли – и ему адресован все тот же вопрос: где Иннес, почему его нет? Проходят две недели – и в августе 1921 года Джин допускает младшего брата к старшему. «"Я так рад быть здесь! Артур, я присутствовал на твоей лекции..." <...> – "Ты видишь Джона? (сын Иннеса Дойла. – М. Ч.)" – «Я всегда с ним и со всеми моими близкими. Он делает меня счастливым. Он вырастет прекрасным человеком. Я так им горжусь!» – «Ему сейчас столько же лет, братишка, сколько было тебе, когда ты ко мне приехал». – «Милый брат, я все прекрасно помню. Мы скоро увидимся с тобой, скоро будем вместе. Мы будем очень счастливы». – «Иннес, я видел тебя во сне.» – «Это был не сон. Я часто прихожу и смотрю на тебя спящего.»»

Но толком поговорить не удается: в разговор друг за дружкой встревают Лили Лоудер-Симмонс, Малькольм, Кингсли и еще куча разного народу, в том числе – незнакомцы. К доктору постоянно ломятся бывшие атеисты, которые испуганы, раскаиваются и жаждут услышать духовное наставление. На сеансах присутствуют и дети. Адриан, услыхав от Кингсли, что «там» очень хорошо, первым делом интересуется, есть ли там змеи и червяки, без которых он не представляет себе счастья; старший брат его обнадеживает. Тут забегает Аннет, сестра доктора, и говорит, как ей нравятся ее племянники, а также просит передать детям от бабушки привет и пожелание хорошо учиться – бабушке, по-видимому, в тот момент было недосуг прийти, но скоро она является снова и говорит сыну о своей любви, терпеливо пережидая докучливых незнакомцев... Она бывает у Дойлов по нескольку раз на неделе. То же и Кингсли. Иннес почему-то приходит редко. А доктор так тоскует по нему.