Конан Дойл

В течение всей войны Дойл был корреспондентом «Дейли кроникл»: писал аналитические статьи, освещал отдельные военные операции – в частности, печально известную Антверпенскую операцию в октябре 1914-го, которая весьма плохо сказалась на репутации Черчилля. В конце сентября бельгийский порт Антверпен подвергся тяжелейшей осаде со стороны немцев; если бы город пал, Германия получила бы выход на Дюнкерк и Булонь. Британия «со смелостью, граничившей с безумием», по выражению Дойла, приняла решение направить две бригады морских пехотинцев на помощь бельгийцам. Безумие заключалось в том, что в составе этих двух бригад было несколько десятков ветеранов, а все остальные – гражданские лица, всего несколько дней как вставшие под ружье. Эти «странные силы», по выражению Дойла, были призваны не столько оказать реальную помощь, сколько продемонстрировать Германии свою позицию. Черчилль был инициатором этой авантюры (как ее теперь обычно называют); он отправился в Антверпен, дабы лично возглавить операцию по освобождению города. Ничего хорошего из этого не вышло. Спасателям едва удалось самим уйти, понеся значительные потери; 10 октября немецкие войска заняли Антверпен. Эта неудача – вкупе с поражением под Галлиполи – скоро станет причиной отставки Черчилля. Дойл описал Антверпенскую операцию с грустью как пример необдуманных и легкомысленных действий, приведших к напрасной гибели людей. Однако поведение самого Черчилля он назвал мужественным. Другие называли его безумным. Если бы Черчилль не приехал в Антверпен, а руководил операцией из кабинета, Дойл, при всей к нему симпатии, наверное, выразился бы так же. Но за личное мужество он прощал всем и все.

У всякой войны должны быть свои летописцы: в конце 1914 года Конан Дойл начал потихоньку работать над серьезным историческим трудом, который публиковал отрывками и завершил спустя несколько лет. Он составил шесть томов под общим названием «Британская кампания во Франции и Фландрии» («The British Campaign in France and Flanders»). По замыслу это была книга, аналогичная «Великой бурской войне». Но если в тот раз военное министерство предоставило летописцу доступ к всевозможным материалам, то нынче оно не только отказывалось давать официальную информацию, но и намекало, что не следует даже спрашивать о ней. Приходилось выкручиваться по-другому, используя бесчисленные личные знакомства среди генералов и офицеров, расспрашивая любого солдата-отпускника, какой попадался под руку. Доктор очень полагался на слова частных лиц – прекрасных людей и джентльменов, – и потому, как выяснилось позднее, в его работе было много неточностей. Незнакомым генералам Дойл писал очень учтивые письма с просьбами поделиться материалом; генералы, которым хотелось, чтобы их частям было отдано должное, таяли и на письма, как правило, отвечали: «В силу этого я смог первым описать в печати целиком всю линию фронта с указанием точного размещения бригад, начиная с Монса и до последнего сражения перед подписанием перемирия». Легко писать такую книгу, когда твоя страна побеждает. В начале войны это было очень тяжело. «Взгляните на эту великолепную панораму побед» – такие слова он написал о победах Германии. «Я не знаю, можно ли найти в истории серию побед, подобную этой».

Помимо военной журналистики и летописей, война подыскала для пера Конан Дойла работу еще одного сорта. 2 сентября 1914 года Чарлз Мастерман, видный деятель либеральной партии, возглавивший бюро оборонной пропаганды, собрал на секретное совещание литераторов, чтобы просить их послужить делу подъема патриотического духа в населении и, в частности, вербовке в действующую армию. Кроме Конан Дойла там присутствовали Честертон, Уэллс, Гарди, Киплинг, Голсуорси, Уильям Арчер, Арнольд Беннет и ряд других писателей. Почти все они изъявили желание написать пропагандистские статьи и брошюры. Дойл, естественно, тоже согласился. Он написал несколько памфлетов. В феврале 1915-го он также по просьбе Мастермана совершил поездку по шести городам, где выступал на митингах для рекрутов: «Бывают разные времена. У нас было время для спорта, было время для бизнеса, было время для частной жизни. Было время для всего, но сейчас настал момент, когда для нас есть только одна вещь – война. Крикетист, обладающий острым зрением, должен взяться за винтовку; если сильные ноги футболиста служили ему в игре – пусть послужат и на поле битвы».

Глуповато? Доктор отнесся к поручению Мастермана с ответственностью и выполнял его честно. Намерение «сочинить что-нибудь патриотическое» нередко заставляет литераторов, куда более тонких, чем Конан Дойл, скатываться в пошлость. Наших это тоже коснулось: война-то была одна, и сторона у нас с ними – одна. Некоторые тогдашние стихотворения Сологуба невозможно читать без содрогания: «В плен врагам не отдавайся, умирай иль возвращайся с гордо поднятым лицом!» А Северянин, а Кузмин, а Городецкий; ну, про Маяковского и говорить нечего... А что и как писали в эти годы наши британцы – те, кого мы поминаем постоянно?