Конь в пальто

Затопила нижнюю соседку безо всякого злого умысла. Купила силиконовый герметик и пистолет к нему и тщательно промазала все щели, чтобы к ним больше не лило.

Сшила Машке на утренник костюм радуги. Семь платков нужных цветов, нитки бисера и нитки блесток, типа струйки дождя. Машка была самая красивая.

Папа Сережа в ноябре был в Турции, где теракты, потом в Грузии, где революция, в декабре собирался в Ирак арестовывать Саддама, но поехал в Иран, где землетрясение.

Я уволилась из газеты «Знак», потому что они не отпускали меня на утренник в детский сад к ребенку. Потому что всему на свете есть свои пределы. Главный назначил третье совещание на неделе на десять утра, когда ни одна редакция, кроме самых странных и ежедневных, еще не начинает работу. Но мы еженедельник.

— Можно, мы вечером мои вопросы в частном порядке обсудим? — спросила я. — Я бы хотела к ребенку на утренник попасть.

— Я полагаю, у каждого сотрудника должны быть свои приоритеты, — с железной мягкостью заметил главный.

— Безусловно, — согласилась я. Вот тут уж у меня с приоритетами проблем не возникало.

Когда через пять минут главный зашел напомнить, что от присутствия на редколлегии освобождает только безвременная смерть, я пришивала пуговицу к дубленке. При выходе из дома я заметила, что она отрывается. Я прихватила иголку и нитку и занялась рукоделием на рабочем месте.

— У вас что, все полосы подписаны?

— Все, — кивнула я и откусила нитку. — У меня и на первый номер все сдано. И на второй половина уже в номере стоит. Скажите, кому передать дела.

Я вышла из редакции, дождалась лифта, проехала четыре этажа. Прошла через турникет. Сказала охраннику «до свидания». Вышла за дверь. Спустилась по скользким ступенькам. И не удержалась, взмыла в воздух, сделала два круга вокруг здания (ух ты, сколько снега на крыше!) — присмотрелась: не заметили? — не заметили… Приземлилась и пошла себе спокойненько к троллейбусной остановке.

Сладкая жизнь

На следующий день выяснилось, что я все сделала правильно, потому что все нормальные газеты и журналы уже ушли в неофициальный загул, который неофициально же мог тянуться до восьмого января. Следующий день был пятница, в «Трубе» и еще двух местах уже нерабочий, а в «Знаке» еще рабочий. Но в «Знаке» я еще вчера сказала, что увольняюсь, безо всяких широких жестов, я там трудовую книжку не держу, зарплату получаю в конверте и никаких договоров не подписывала. Отдадут зарплату за декабрь — большое им человеческое спасибо, не отдадут — значит, умоюсь лапкой и сделаю вид, что так и надо.

Короче, на завтра я решила вызвать газовщика, сантехника и электрика в надежде, что к празднику у меня больше не будет вонять газом, перестанет течь сливной бачок, а в большой комнате появится верхний свет.

Мы проснулись около полудня. Я решила, что дети позавтракают без меня, и села на телефон: звонила в диспетчерскую, Мосгаз и платным специалистам из бесплатной газеты: в диспетчерской было мертво занято, пусть уж, думаю, хоть придут на коммерческой основе мой бачок починять. На коммерческой основе починять никто не стремился: все спрашивали: а у вас сбоку штучка или сверху? А система какая? Ну как это «почем я знаю, какая система?» А я за выезд восемьсот рублей беру, вас устроит? А если у меня таких деталей нет, я вам ничего починить не смогу, вас устроит?

Дети лениво слонялись по квартире неумытые, нечесаные, пытались смотреть MTV, а я их заметала веником на кухню, чтоб сами себе сделали чаю, пока я прячу постиранное белье с глаз долой, убираю постель с дивана и мусор с пола.

— Она хочет бутерброд с вареньицем, — с ненавистью закричал с кухни Сашка.

— А он мне не дает! — завопила Машка.

Я в это время как раз дозвонилась и на деловитое «диспетчерская!» грянула в сторону кухни: «Заткнитесь все!». В трубке и на кухне стало очень-очень тихо.

Я объяснила обалдевшему диспетчеру про свет и бачок. Диспетчер нагло посоветовала лампочку новую вкрутить. Я вкрррутила, зарычала я, но она не горит и гарью пахнет! Электрика мне не обещали, но сантехник, заверили, будет.

На кухне Машка продолжала вой о варенье. В сортире опять натекло из бачка, и я боялась, что нижняя соседка Алиса, только что сделавшая евроремонт, меня съест безо всякого варенья. Сортир я герметиком не обрабатывала.

— Будет тебе варенье, — стонала я, вывозя воду тряпкой из-под унитаза. — Только замолчи на пять минут, а то я за себя не ручаюсь.

— Я не буду больше с ней разговаривать! — хлопнул дверью сын и удалился в комнату.

На кухне рыдала Машка. Судя по колбасным шкуркам, крошкам и грязной чашке, сын уже отзавтракал. Машка чаю не пила, к бутерброду не прикоснулась от обиды, и теперь уже варенье надо было искать всерьез. Где-то стояла мамина клубника, мама мне ее налила в пластиковую бутылку… Смутно помня, что варенье может забродить, я на всякий случай поставила бутылку в раковину: вдруг полезет вон. Повернула присохшую крышку.