«Кон-Тики»

И вдруг из Норвегии сообщили, что Ларс Христенсен велел пароходу «Тур I» по пути с Самоа зайти на Таити, чтобы переправить членов экспедиции в Америку.

Рано утром 4000-тонное норвежское судно вошло в гавань Папеэте, и французский военный корабль отбуксировал «Кон-Тики» к борту его соотечественника-великана, который опустил громадную железную руку и поднял меньшого брата на палубу. Над побережьем раскатились мощные гудки пароходной сирены. Толпы людей, коричневых и белых, заполнили набережную Папеэте и хлынули на борт парохода с прощальными подарками и цветами. Стоя у поручней, мы вытягивали шею, словно жирафы, силясь высвободить подбородок из венков.

– Если хотите вернуться на Таити, – крикнул вождь Терииероо, когда прозвучал последний гудок, – бросьте в лагуну венок, как только отчалите!

Отданы швартовы, зарокотала машина, винт принялся перемешивать зеленую воду, и мы боком, медленно отошли от пристани.

И вот уже красные крыши пропали за пальмами, пальмы растворились в синеве горного склона, а гора беззвучно канула в Тихий океан.

В синем море плескались волны. Но теперь мы не могли до них дотянуться. В голубом небе плыли белые пассатные облака. Но нам было не по пути с ними. Мы шли наперекор стихиям. Возвращались к двадцатому столетию, и до него еще было далеко-далеко.

Мы стояли на палубе, все живы-здоровы, а в лагуне Таити тихие волны снова и снова прибивали к отлогому берегу шесть белых венков.

После экспедиции «Кон-Тики»

Эта книга не об обычном путешествии. Она о том, как шестеро молодых людей, отправившихся в плавание на плоту, изменили представления историков и утвердили новый взгляд на прошлое.

Плот был сооружен из девяти толстых бревен бальсы, связанных вместе. На нем предстояло проплыть по океану расстояние как от Осло до экватора.

Бальса – дерево легче пробкового, и никто из нас никогда не видел его прежде. Знатоки уверяли, что плот не выдержит волн и разлетится на куски. Навес разрушится, и нас смоет за борт. Кроме того, ученые полагали: на подобных сооружениях не преодолевали океаны. Но именно в это я и не верил.

Я не доверял авторитетам, хотя не был ни моряком, ни исследователем, занимавшимся сравнительным изучением этносов. Меня вела мысль, что предполагаемое морское путешествие вполне осуществимо, его проделывали люди много лет до нас. Я не сомневался в своей гипотезе, и пятеро моих друзей гордились мной. Они знали: я не рискнул бы жизнью другого человека, если бы не был до конца уверен, что мы выживем и достигнем островов в Полинезии.

Мне доводилось бывать там. Я приехал в Полинезию молодым зоологом и географом. От местных жителей узнал много о ветрах и течениях. Меня интересовало, как животные и растения попали с далекого континента на острова, образовавшиеся в результате извержения подводных вулканов.

В родной университет Осло я вернулся воодушевленный идеей, что все плавания в Южных морях начинались в течении Гумбольдта и совершались по направлению пассатов, то есть из Южной Америки в Полинезию. Так на островах появились люди, а вместе с ними животные и некоторые другие виды, характерные именно для Южной Америки. Сладкий картофель, тыква и другие культуры были восприняты народами Океании от обитателей Перу еще до европейской колонизации Америки.

В истории с любой экспедицией важно знать, что делать, и точно спланировать свои действия. Самое же трудное – найти того, кто профинансировал бы ее. Экспедиция «Кон-Тики» не была исключением. Кто рискнул бы дать деньги авантюристу, ведомому еретической идеей?

Для тех, кто следил за новостями, стало почти чудом, что плот преодолел океан и добрался до островов Полинезии. Но для тех, кто в чудеса не верит, подобное нельзя было интерпретировать иначе, как торжеством проверенной морской практики. Вообще, по иронии судьбы я, человек исключительно сухопутный, признан героем мореплавания, при этом по-прежнему остается настороженное отношение к идее о перемещении бальсового плота, который, однако, провел нас по океану как волшебный ковер.

Мы опровергли убеждение, что такие путешествия были невозможны. Большинство признало: плоты из бальсы вполне годятся для мореплавания. Однако вместе с тем утверждало, что этого добились только мы – бесстрашные скандинавы. А вот жители Южной Америки боялись выходить в открытое море и не рисковали отправляться на плотах, если не видели землю.

Особенно возражали те, кто придерживался точки зрения, что Америка была полностью изолирована от внешнего мира двумя океанами и не имела никаких контактов, пока ее не открыл Колумб.

Так, гарвардский археолог Самуэль Лотроп говорил, что я слишком полагался на верования полинезийцев о предках и боге, пришедших с востока. Об этом мне поведали во Французской Полинезии. Но в это не верили ученые, полагавшие, что движение по морю шло с Запада.

Для меня как биолога подтверждением правоты послужило кровное генетическое родство между полинезийцами и американскими индейцами.