Конь Рыжий

– Вот сейчас мы доподлинные подпольщики, – ошарашил и без того перепуганных комитетчиков. – А вы как думаете? Большевикам головы рубить сготавливаемся, а они бы сидели и ушами хлопали? У них теперь ЧК. Думаю так: удержать надо полк от свары! Пускай начинают петроградские.

– В самом деле, пущай они! – подхватил Сазонов. – К чему нам? Ни к чему. Первым завсегда дают по шее.

II

Послышались шаги за дверью. Кто-то шел по пустому дому к единственной жилой комнате председателя.

– Помолчим покуда, – предупредил Ной. – До отхода поезда на Псков часа два. Тянуть надо.

Вошел сотник Бологов – посланник центра, а с ним… две женщины!

Ной встал и комитетчики поднялись,

– Что вы лампу спрятали? – спросил Бологов.

Женщины стояли у двери. Высокая, в папахе, бекеша ниже колен, в пимах, а с нею – в обрезанной шинели и в ушастой шапке, ростом чуть ниже. Бологов представил:

– Познакомьтесь, служивые. Командир женского батальона, – показал рукой на высокую, но ни фамилии, ни имени-отчества не назвал. А про ту, что в шинели, – ни слова.

Высокая в бекеше сама подала руку хорунжему Лебедю:

– Юлия Михайловна, – назвалась. – Рада с вами познакомиться, господин хорунжий. Как вас? Ной Васильевич! О, какой же вы истинно русский богатырь-силушка! Добрыня Никитич.

– Никак нет, – отверг Ной. – Не сродственник Добрыни Никитича. Присаживайтесь, коль в гости пришли. Милости прошу, – и подал стул.

Юлия Михайловна будто не слышала приглашения, ввинчиваясь сине-синими глазами в Ноя, точно просвечивала его нутро. Ной выдержал дерзкий взгляд. Экая баба ускладистая! Лицом молодая, не схудалая. Из-под белой каракулевой папахи выбились прядки русых волос. В душу лезет, язва! А за ее спиной черноглазая хоронится. Что-то неладное. Не ловят ли их, доверчивых комитетчиков?

Санька меж тем, поставив десятилинейную лампу с начищенным стеклом на стол, подозрительно взглядывал на черноглазую. Именно она смотрела в окно! В шапке, точно! Она самая. Так, чтобы никто не заметил, толкнул локтем командира; Ной уразумел – предостеречься надо.

– Когда из батальона? – сухо спросил командиршу.

Дуги бровей Юлии Михайловны круто выгнулись:

– Вы кажется, не доверяете? Скажите же, Григорий Кириллович, – оглянулась на Бологова.

– Тут нет подвоха, господин хорунжий, – заверил Бологов. – Наши люди.

Ной глянул на черноглазую в шинели, спросил:

– Вы смотрели в окно?

Командирша хохотнула:

– Ах, вот в чем дело! Она заглянула. Моя пулеметчица. Не беспокойтесь. Мы должны быть крайне осторожными.

– Угу. – И – никакого доверия.

– Познакомьтесь, пожалуйста, с членами комитета.

Ной Лебедь представил. Юлия Михайловна пожала всем троим руки.

– Я не задержусь у вас, – сообщила, не садясь на стул. – Подошел поезд на Петроград. Пока на паровоз грузят дрова, зашла к вам, чтобы познакомиться. Нам выпала великая честь освободить Россию от власти узурпаторов-большевиков. Сейчас самый удачный момент: на Дону восстали казаки, в Оренбургском войске не признали большевиков, в Екатеринбурге неспокойно, в Малороссии – немцы, а по всем губерниям восстания крестьян. Надеюсь, вы знаете, какие переговоры ведут совнаркомовцы с немцами в Брест-Литовске? Они готовы пожертвовать половиною России, только бы выиграть момент и удержаться у власти. Ужасно! Ужасно! Сейчас или никогда!

– В каком смысле «сейчас или никогда»? – не понял Ной.

– Выгнать большевиков из Смольного!

– Угу.

Комитетчики поддакнули: гнать большевиков в три шеи! Ко всем чертям, чтоб под носом не пахло.

– Вы от серых, следственно?

У командирши глаза округлились:

– Каких серых?

– Партия, кажись.

– Нет, я не эсерка. Да это не столь существенно в данный момент.

– Кого вместо большевиков в Смольный?

– Никого! Институт благородных девиц – не для правительства великой Российской империи. У нас есть Зимний дворец.

– Царя, стал быть?

– Почему – царя? Я лично не за монархию. Созовем съезд Учредительного собрания, а там решим, какое будет правительство.

– Угу, – кивнул Ной, а себе на уме: «Экая суматошная баба! Учредиловкой давно насытились, а она только что проснулась. И ведь беды наделает, ежли не спеленать ее по рукам и ногам».

– Будьте покойны, Ной Васильевич, – разошлась командирша, – у меня рука не дрогнет, когда встретимся в бою с большевиками! У меня с ними особые счеты, хотя я в данный момент формально являюсь членом РСДРП фракции большевиков. Но это всего-навсего необходимый маневр.

– Угу! – А на уме: «Ну и стерва! Этакая баба к чужому мужику будет бегать на свиданку, а про своего скажет, что вышла за него замуж по необходимому маневру, штоб в распыл его пустить вместе с куренем».

Смолчал. Слушал.

– Вы тут с Григорием Кирилловичем обсудите план нашего восстания, а я сейчас еду в Петроград, побываю в двух полках. У меня там есть свои люди. Главное – Смольный! Взять его надо именно сейчас, пока немецкое командование не подписало мир с делегацией большевиков. Ваш полк, как меня заверили, надежнейший.

– В каком понятии?

– Подготовлен к восстанию. Крикунов придется убрать, конечно. И вот еще артбригада. Пятерых офицеров арестовала ЧК, слышали?

– Угу.