Конь-призрак

– Он здесь, – прошептал мне Боной одними губами. – Может быть, теперь вы нам поверите.

– Да, что-то там есть, – шепнул я. не сводя глаз с закрытых дверей бильярдной.

– Тс-с! Вот опять.

Мы слышали, как гигантский конь неторопливо ходит по бильярдной. Меня охватил ледяной, первобытный ужас, от которого сперло дыхание – за что я говорю, вам ведь знакомо это чувство, – и тут я обнаружил, что мы, видимо, все это время пятились и отступили в самый конец коридора, на галерею.

Мы остановились и прислушались. Неторопливый стук копыт был таким уверенным, как будто зверь получал удовольствие, гуляя по комнате, где только что находились мы. Вы понимаете, к чему я веду?

Повисла пауза – в тишине раздавался лишь шепот, доносившийся снизу, от подножия высокой лестницы. Видимо, обитатели дома собрались вокруг мисс Хисгинс, чтобы защитить ее и утешить.

Мы с Бомоном, как мне кажется, простояли не меньше пяти минут там, в начале длинного коридора, прислушиваясь к тому, что происходит в бильярдной. Наконец, я понял, что веду себя как последний трус, и сказал:

– Пойду посмотрю, что там.

– Я с вами, – ответил Бомон. Он заметно побледнел, но мужества ему было не занимать. Я попросил подождать меня и сбегал к себе за переносной фотокамерой и вспышкой. В правый карман я сунул револьвер, а на левую руку надел кастет – довольно грозное оружие, которое тем не менее не мешало работать со вспышкой.

Наконец, я бегом вернулся к Бо-мону. Он молча показал мне свой револьвер. Я кивнул и шепотом посоветовал не торопиться со стрельбой, потому что все это еще могло оказаться каким-нибудь бездумным розыгрышем. На сгиб больной руки Бомон повесил лампу, которую снял со стенной подвески, так что у нас был свет. Вместе мы осторожно направились к бильярдной, как можете догадаться, представляя собой довольно жалкое зрелище.

Пока мы шли, до нас не доносилось ни звука, но стоило нам оказаться в паре ярдов от двери, как изнутри послышалась тяжелая поступь копыт по паркету. Мгновение спустя мне показалось, что весь дом задрожал от мерных шагов, приближающихся к двери. Мы с Бомоном отступили на пару шагов, но взяли себя в руки и, собрав остатки мужества, замерли. Дверь не остановила призрачную поступь – будто невидимый зверь прошел сквозь нее и направился к нам. Мы отпрянули в разные стороны, помню, я прижался спиной к стене. Цокот копыт раздался между нами и с ужасающей неспешностью стал удаляться по коридору. Звуки доносились до меня будто издалека, сквозь биение крови в висках, тело отказалось мне повиноваться, я едва дышал. Некоторое время я простоял недвижимый, глядя ему вслед. Я чувствовал – мы в страшной опасности. Вы понимаете меня?

И вдруг ко мне вернулось присутствие духа. Конская поступь доносилась уже с дальнего конца коридора. Я выхватил фотокамеру и щелкнул вспышкой. Тут и Бомон пришел в себя, несколько раз выстрелил и с криком: "Скорее, скорее! Он идет к Мэри!" – бросился вперед.

Я побежал за ним. Мы выскочили на лестничный пролет, услышали последний удар копыт – и все стихло. Наступила тишина. Мертвая тишина.

Внизу в большой зале челядь собралась вокруг мисс Хисгинс, которая лежала без чувств. Несколько слуг молча стояли поодаль, не сводя глаз с лестницы. На лестнице замер капитан Хисгинс с оголенной саблей – он успел взбежать ступеней на двадцать и остановился под тем самым местом, где оборвался стук копыт. Я никогда не видел картины более прекрасной, чем этот старик, отважно вставший между своей дочерью и исчадьем ада.

Полагаю, вы догадываетесь, какой ужас я испытал, проходя через то самое место, где будто остался стоять невидимый зверь. Это может показаться странным, но ни одного шага мы больше не услышали – ни вниз, ни вверх по лестнице.

Мисс Хисгинс отнесли в ее комнату, и я попросил слуг передать, что поднимусь туда, как только меня будут готовы принять. Когда мне сообщили, что я могу прийти в любое время, мы вместе с капитаном перенесли в покои его дочери ящик с моими инструментами. Я приказал передвинуть кровать в центр комнаты и соорудил вокруг нее электрический пентакль [2].

По моему распоряжению в углах комнаты расставили лампы. Неосвещенным осталось только пространство внутри пентакля, и я строго-настрого приказал не зажигать внутри свет, а также не входить и не выходить из него. Мать девушки расположилась внутри, а снаружи я усадил горничную, готовую немедля исполнить любую просьбу или позвать на помощь. Капитану я тоже предложил провести эту ночь в комнате с оружием в руках.