Конь б?лый

Следом два конвойных вели в поводу лошадей – и царь, и наследник, и казаки были в полевой форме: как только началась война, армия и гвардия мгновенно переоделись, исчезли цветные сукна и золото эполет, форма приобрела землистый фронтовой оттенок, все стали похожи друг на друга – как дети из приюта.

А мальчик, одетый в серую солдатскую шинель и полевую фуражку, по-мальчишески размашисто вышагивал, стараясь не отстать от отца…

Третьего дня, во время обеда, он взял с тарелки половину арбуза, но не разрезал аккуратно, а подошел к одному из приглашенных сзади, то был уважаемый генерал, впервые оказавшийся на подобном обеде и оттого немного робевший (наверное, потому, что сбылась мечта: какой подпоручик со дня выпуска не мечтает об обеде за царским столом – по праву Высочайше пожалованного чина), и со всего маха надел половинку арбуза его превосходительству на голову. Полетели брызги, добротный генеральский китель мгновенно превратился в кровавое знамя восставшего пролетариата, все онемели. А мальчик весело рассмеялся… Что ж: и наследник императорского престола в одиннадцать лет – всего лишь ребенок. Кто-то шепотом вспомнил – в оправдание – об известной болезни Алексея – царю же было неприятно: случай выбивался из привычного. Подумал: станет императором – и вот такое… И тут же отогнал скверную мысль – до его царствования, слава Богу, еще далеко.

…А вот два года назад мальчик вел себя просто, вызывая всеобщее восхищение улыбчивостью и добротой. Долгие и мучительные дни празднования трехсотлетия Династии прошли величественно, торжественно, особенно запомнился первый день; склонилась в поклоне – разом, будто один человек, – толпа придворных, разделившись надвое, и Семья прошла по живому коридору, искренне желая любви и единения и духовной близости… Но ничего этого не было, и странное ощущение овладело императором в тот момент: столько людей – и ни лиц, ни глаз, ни сердца: толпа… Но ведь это почти бранное слово всегда он связывал с кем угодно, но не со своими придворными.

А когда-то… Помнится, через несколько дней после коронации его и Аликс пригласила на утренний чай императрица-мать, и шли они с Аликс дворцовыми залами и переходами так долго – хотелось наговориться всласть и насмотреться друг на друга хотелось, он усадил ее на диванчик в нише, за спиной потрескивали свечи, и неясными пятнами смотрелись дворцовые камер-лакеи в красных ливреях, он говорил ей комплименты – воздушное платье, легкое боа и такие мистические мерцающие жемчужные серьги: если долго смотреть – можно прочитать всю жизнь, до самого конца.

Она смеялась:

– И что же?

– Это так странно… – рассмеялся в ответ. – Когда-нибудь я расскажу вам…

На этом торжественном рауте стоял в толпе придворных флигель-адъютант полковник Дебольцов. Его род не числился в Рюриковичах, и только во второй части родословной книги депутатских дворянских собраний была запись о предках – «по чинам и орденам». Якоб де Больцов, унтер-офицер Гренадерской роты лейб-гвардии Преображенского полка участвовал в перевороте, возведшем на престол Елизавету, за что и был причислен к Лейб-кампании и возведен в дворянство потомственное, а за особые заслуги (бежал первым, сшибая часовых, с громким криком: «Виват Елисавет!») пожалован орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия четвертой степени. С тех пор захудалая фамилия купчишки из Лотарингии стала звонкой русской дворянской фамилией не из самых последних. Две тысячи душ были пожалованы в ближнем заводском Предуралье, и пошло дело, и немалое, и встали Дебольцовы прочно. Но не слишком богато. Денег, собранных на оброке, а до того – барщиной и от заводского металла, хватало на содержание доброго дома (с портиком о шести деревянных колоннах) и сыновей в лейб-гвардии Финляндском полку – традиционно. Духовным событием в семействе случилась милая песенка, сочиненная Сергеем Сергеевичем Крыловым, командиром полка: «Крутится, вертится шарф голубой…» Сначала ее дружно распевали на офицерских вечеринках, потом мелодия и незатейливые слова пошли шире, стали попросту народными, а в полку – как бы гимном местного полкового значения…

В общем – жизнь текла своим чередом, и однажды блеск фортуны озарил и младшего, Алексея. В то время он был уже капитаном и командовал второй ротой. И вот пришло распоряжение Императорской Главной квартиры: капитан Дебольцов 2-й назначается именным указом флигель-адъютантом.