Игорь смотрел на Ленку так, будто только пробудился от долгого сна. Только теперь как будто рассыпалась шаткая преграда перед глазами, мешавшая разглядеть вещи полностью, как они есть, и оставляющая десяток маленьких дырочек, в которые Игорь мог заглядывать как в дверные глазки. Он помнил синяк от наручников на запястьях Ленки — вроде, не слишком серьёзный, стерпит. Видел грязные разводы под глазами. Видел вздувшийся живот, прожилки на котором проглядывали даже сквозь облегающий свитер. Слышал односложные, тяжкие ответы на его поверхностные однообразные вопросы; они казались обычным делом. И теперь забор рассыпался, не то от старости, сам собой, но скорее от ровного дыхания Кирилла. Он увидел жалкую женщину, падшую, но не сломленную, неуклюжего зверёныша, который, судя по следам зубов, пытался даже перегрызть ствол пальмы. Попробовал загородить жену от глаз пацана, но не больно-то в этом преуспел. Впрочем, выражение глаз сына не поменялось ни на йоту. Он как будто знал всё заранее, более того, знал наперёд всё, что Игорь попытается сказать в своё оправдание, и всё, о чём он умолчит.
— Что же у нас получилось? — спросил не то себя, не то жену Игорь. Он походил на человека, долго решающего сложный математический пример и вконец запутавшегося в собственных записях.
Она подняла голову, будто не поняв, к кому он обращается. Ленка будто поменялась своими карими глазами с какой-нибудь пробегающей кошкой. Белки стали прозрачными и водянистыми. Она смотрела на сына и как будто не видела его.
— Кто это? — спросила она, переплетя пальцы за спиной. — Освободите меня, прошу вас. Мне скоро рожать. Отведите меня к врачу.
Кирилл подошёл к ней совсем близко. Склонил голову на бок, разглядывая раздувшийся живот матери, потом сказал:
— Мы встретились, чтобы решиться, Слышащий первым. Встретились, чтобы решиться.
Игорь, у которого кто-то отнял дар речи, наклонился, чтобы включить прожектор. Когда фигуру Кирилла выхватил из темноты яркий луч, горло женщины, как расстроенный музыкальный инструмент, исторгло длительную высокую ноту. То, что было когда-то Кириллом, просто ждало, ничего не предпринимая.
— Зачем ты вернулся? — прошептала она. — Я, должно быть, уже брежу.
Уделив матери долгий внимательный взгляд, Кирилл повернулся спиной.
— Я вас смотрел. Все нужны всем. Теперь пойдёмте.
Интонации… мальчик как будто пытался пользоваться интонациями, но они выходили у него совсем не те, которые положено употреблять в данном контексте. Словно некто, дорвавшись до какой-то комнаты управления в недрах детской головы, дёргал за все рычаги подряд, не слишком заботясь о результате.
Игорь принялся шарить по карманам в поисках ключа от наручников, но не нашёл. Он не смог даже вспомнить, когда последний раз расстёгивал браслеты на запястьях жены. Тогда он сходил за садовым секатором, перекусил блестящую цепочку и спросил:
— Эй, пацан, у нас будет время собраться?
— Сюда вы больше не вернутся. Идёмте.
Игорь только теперь заметил, что на ногах у мальчишки ничего нет. Гладкая кожа отливала красным. На левой ноге отсутствовал мизинец, на правой — два средних пальца, а мизинец выглядел помертвевшим и как будто готовым вот-вот отвалиться.
— Это от обморожения? — спросил он.
— Возможно, — сказал Кирилл, не посмотрев ни на него, ни вниз, на свои ноги.
— Болит?
— Боль мало что значит теперь, когда есть Голос.
Игорь потёр виски. Связанная, ладная, по сравнению со всеми остальными, фраза звучала в устах мальчишки как нечто чужеродное. Словно речь политика на губах бродяги.
— Вы и вправду чужаки? Вы пришли откуда-то из другого мира и захватили наших детей? — спросил мужчина, водрузив на себя жену. Она пыталась идти сама, но получалось плохо.
Кирилл повернулся и последовал прочь, будто готов был в любой момент растаять в воздухе. Казалось, будто спина ребёнка может сию секунду треснуть и расползтись под внимательным взглядом, как размокшая картонка. Игорь не отрывал от неё луча фонаря и крупно вздрогнул, когда то, что было когда-то Кириллом, вдруг обернулось к нему и улыбнулось.
— Не говори глупых слов, папа, — сказал он, отчаянно переигрывая и фальшивя. — Я тот же, кем был. Просто кое-что произошло. Нам всем открылась тайна.
— Какая тайна? А всем старшим ребятам тоже открылась тайна? Что-то, из-за чего они дружно свели счёты с жизнью?
— Придётся рассказывать давным-давно. Долго.
— Уж потрудись, — зарычал Игорь, внезапно почувствовав горечь за погибшее поколение. Когда всё в одночасье рухнуло в пропасть, какое право они имеют приходить и рассказывать о какой-то тайне? Нет такой тайны, которая своим открытием способна обратить смысл существования человечества в источник его ненависти.
— Игорь, — зашептала на ухо Ленка. — Скажи ему, чтобы уходил к чёрту. Я его уже похоронила.
— Я обязательно так и сделаю, дорогая, — сказал Игорь, дотронувшись до распухших от попыток освободиться костяшек пальцев. — Только после того, как он расскажет нам всё.