Комплекс андрогина

Я оглядела угловатую фигуру Эла. Он лежал на боку, отвернувшись к стене. Элис не издавал ни звука, но я чувствовала, что он не спит: от него волнами расходились по каюте негативные эмоции. Никогда его таким не видела. Впрочем, Эла я и знаю-то всего пару-тройку дней. Правда, иногда кажется, что мы сто лет знакомы. Чего стоит только день нашей встречи: удивились, поболтали, посмеялись и легли спать в одной каюте как ни в чем не бывало. Будто старые приятели. С утра и вовсе начали общаться, как закадычные друзья. А ведь если он со мной не полетит, мы даже переписываться не сможем: как я поняла, к сети Интернет подключены компьютеры только командующего состава «Либерти», у остальных нет связи с внешним миром. Так что даже обычное электронное письмо я смогу получить от него, только если он станет чьим-нибудь…

Вот, блин, теперь я и сама постоянно думаю о том, что за судьба может быть у тау. И, черт возьми, меня почему-то стали заводить картинки, которые рисовала на эту тему моя фантазия: вот Эла обнимают сильные руки, вот кто-то целует его шею, ласкает спину, раздевает, а потом и… м-да, реально заводит! Элис слишком красив, чтобы эти картины были мерзкими. Насколько бы отвратительного человека, вставляющего Элу, я не рисовала в своем воображении, сам Элис все равно оставался восхитительно притягательным. Даже его моральные страдания великолепно вписывались в эту фантазию, дополняя ее реализмом. Руки так и тянулись к воображаемому телу, чтобы ощутить его жар, почувствовать, как колотится в груди сердце, схватить за волосы, заглядывая в лицо и непременно потрогать пальцами его язык. Особенно привлекателен почему-то был именно последний пункт. Что это? Отголосок воспоминания о том, как я порезалась ниткой?

Я потрясла головой. Так и маньяком недолго стать. Но картинка перед глазами не исчезла, только ракурс поменялся: теперь Элис лежал на спине, а я смотрела на него глазами мужчины. Пришлось самой покрутиться под одеялом, чтобы все-таки скинуть навязчивый образ. Хорошенько постучать лбом по матрасу, чтобы вытрясти, а потом подушкой его, подушкой, и вот еще одеялом сверху. Я легла на спину. Фьюх. Вроде, отпустило. Над головой все еще горели искусственные звезды – целая россыпь. Я стала искать знакомые созвездия, но не преуспела в этом: то ли я плохо знаю карту звездного неба, то ли светильники понатыканы наугад. Опаньки, да они еще и меняются: несколько звезд принялись постепенно гаснуть, а вместо них так же медленно загорались другие. А ничего так, завораживает и убаюкивает. Действительно, замечательный ночник.

Я улыбнулась. Но спать все равно не хотелось. Я покосилась на Элиса: тот все так же не шевелился и вряд ли спал. Не надо было ничего ему говорить. Кто меня за язык тянул? Ну, наорал бы он на этого сигму, может, даже подрался бы, пар выпустил, а сейчас спал бы спокойно, сопя мне в затылок. Нет, ведь, мне непременно нужно было показать ему, какая я умная. Я ведь сто раз сталкивалась с тем, что мужчины реагируют на критику иначе: не возмущаются, не визжат, не заливаются слезами, как женщины, а либо игнорят по полной, либо делают вид, что им по фигу, а через месяц оказывается, что у них уже комплекс из-за того, что я сказала. Вот и Элис тоже: только-только повысил на меня голос, а потом сжал зубы и не стал возражать. Наверняка ведь теперь лежит, снова и снова обдумывая тот разговор. А что, если Эл еще и мнительный? Я ведь его плохо знаю. Вдруг я ему сегодня жизнь сломала? Как же: единственная женщина, которую он встретил, заявила ему, что он скрытый гей.

Я вздохнула. Надо было иначе мысли формулировать. Я вовсе не имела в виду что-то подобное. Просто, насколько я успела понять за недолгое время наблюдения за этой базой, все вокруг нормально относятся к однополым отношениям. Одного только Элиса коробит всякий раз, как только кто-нибудь из мужчин приближается к нему. Все дело в том, что он отлично понимает, что выглядит как женщина, и подсознательно примеряет на себя эту роль. И его трясет от собственных мыслей по этому поводу, а вовсе не от чужого отношения. Так что я не создавала ему никакого комплекса. Он у него уже есть – комплекс андрогина. А я только поплясала на больной мозоли. Дура.

Я опять вздохнула. Ну что за день сегодня такой. Вот как он начался с бухты-барахты, так и заканчивается ни о чем: мерзким ощущением, что я права и неправа одновременно. Не люблю чувствовать себя виноватой. Никто не любит, а я – особенно. У меня от этого мозг чешется где-то в области темечка. Надо как-то смягчить эффект. Извиняться вроде не за что, а хочется. Я опять покосилась на Элиса и успела заметить, как он потер шею. Значит, все еще не спит.