"И тут прокуратор подумал: "О, боги мои! Я спрашиваю его о чем-то ненужном на суде… Мой ум не служит мне больше…" И опять померещилась ему чаша с темной жидкостью. "Яду мне, яду!" И вновь он услышал голос: — Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти. Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня. И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает. Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единствен
— ------------=
(105) Булгаков М. А. Мастер и Маргарита, — М, Современник, 1986. — С. 22.
— ------------=
ное, по-видимому, существо, к которому ты привязан. Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет" (106).
Иешуа в процессе диалогического взаимодействия получил имя глобальной переменной из процесса Пилат, характеризующей физическое состояние прокуратора — головная боль. Иешуа изменил значение этой переменнои и передал его обратно в процесс Пилат. На языке взаимодействующих параллельных процессов это записывается так:
Процесс Иешуа ПРИНЯТЬ х из процесса Пилат; ГЕНЕРИРОВАТЬ текст приемки;
ИЗМЕНИТЬ х; ГЕНЕРИРОВАТЬ текст передачи; ПЕРЕДАТЬ х в процессе Пилат;
Процесс Пилат ГЕНЕРИРОВАТЬ текст передачи; ПЕРЕДАТЬ у в процесс Иешуа; ПРИНЯТЬ у из процесса Иешуа; ГЕНЕРИРОВАТЬ текст приемки;
Команды ПРИНЯТЬ и ПЕРЕДАТЬ — это парные команды, которые срабатывают одовременно, когда оба процесса приходят к выполнению этих команд; переменная х — принимающая переменная процесса Иешуа; у — переменная, характеризующая состояние прокуратора. Иешуа — управляющий процесс, так как он вносит изменения в процесс Пилат.
Как видим, для задания движения текста в диалоге достаточно после каждого получения информации возбуждать соответствующую семантическую сеть, извлекать из нее необходимые образы, оформлять их в виде предложений и передавать их обратно.
Интересны диалоги с программой, пишущей стихи Летящие слова. Возможен такой диалог.
— Тебе нравятся рыжие георгины? — Рыжие георгины, Очень. Ад. Грех. Героин, Героиня. Убийство. Крик. Смех. — Хватит, Ты мыслишь интересно, но ушла от ответа. — А что ты знаешь про любовь? — Любовь. Тревожные колокола. Дыханье, Смещенье. Кровь. Убийство Поэт. Талант. Любовь. Ошеломление. Боль. Мятежная кровь. Вода. Слезы. Смех. Лица. Пустота, Ложь. Любовь… — Хватит, хватит. Не продолжай. — Продолжение. Борьба. Итог — самосожжение. — Молодец. Извини, но я спешу.
— ------------=
(105) Там же-С. 20
— ------------=
И так далее (но если это кому-то нужно напишите мне yankosdol.ru)
В ЭТИХ ГРУСТНЫХ КРАЯХ…
ПСИХОЛИНГВИСТИКА рекурсии
Рекурсия вызывает определенный психолингвистичеческий эффект. Ее восприятие человеком всегда сопрождается чувством тревоги и даже, в отдельных случаях, страха и ужаса. Чем больше глубина рекурсивной вложенности, тем сильнее тревога.
В. Набоков в "Защите Лужина" описывает трагическую гибель талантливого шахматиста, увидевшего в реальной жизни игру, повторявшую загадочную шахматную комбинацию.
"И вдруг радость пропала, и нахлынул на него мутный и тяжкий ужас. Как в живой игре на доске бывает, что неясно повторяется какая-нибудь загадочная комбинация, теоретически известная, — так намечалось в его теперешней жизни последовательное повторение известной ему схемы. И как только прошла первая радость — что вот он установил самый факт повторения, — как только он стал тщательно проверять свое открытие Лужин содрогнулся. Смутно любуясь и смутно ужасаясь, он прослеживал, как страшно, как изощренно, как гибко повторялись за это время, ход за ходом, образы его детства (и усадьба, и город, и школа и петербургская тетя), но еще не совсем понимал, чем это комбинационное повторение так для его души ужасно. Одно он живо чувствовал некоторую досаду, что так долго не замечал хитрого сочетания ходов, и теперь, вспоминая какую-нибудь мелочь — а их было так много, и иногда так искусно поданных, что почти скрывалось повторение, — Лужин негодовал на себя, что не спохватился, не взял инициативы, а в доверчивой слепоте позволил комбинации развиваться". "Тщательно и по возможности хладнокровно Лужин проверял уже сделанные против него ходы, но, как только он начинал гадать, какие формы примет дальнейшее повторение схемы его прошлого, ему становилось смутно и страшно, будто надвигалась на него с беспощадной точностью неизбежная и немыслимая беда". "Да и эти падения случались не по его вине, а являлись серией ходов в общей комбинации, которая искусно повторяла некую загадочную тему" (107).
Набоков описал наиболее характерные ощущения рекурсивного повторения схемы жизни. Поэт Г. Раевский (1897–1963) рекурсивным приемом выразил настроение отчаянной безысходности.
Мы — те, кто падает и стонет
И те, чье нынче торжество;
Мы — тот корабль, который тонет,
И тот, что потопил его.
Х. Л. Борхес часто писал об ужасе удвоения, который он с детства испытывал при заглядывании в большие зеркала. Он все время строил рекурсивные лабиринты.