Компьютерная лингвистика для всех - Мифы, Алгоритмы, Язык

"Протагор говорит, что утверждать и то и другое можно одинаково о каждой вещи, в том числе и о том, каждая ли вещь дозволяет утверждать о ней и то и другое. Навсифан говорит: все, что кажется нам сушествующим, существует в такой же мере, как и не существует. Парменид говорит: все, что нам кажется, не отличается от единого. Зенон Элейский камня на камне не оставил от всех сложностей, сказав: ничего не существует. Примерно к тому же приходят и последователи Пиррона, и мегарцы, и эритрейцы, и академики, которые ввели новое знание — о том, что мы ничего не знаем… Если я поверю Протагору, в природе не остается ничего, кроме сомнения; если Навсифану достоверно будет только то, что нет ничего достоверного; если Пармениду остается только единое, если Зенону — и единого не останется. Но что такое и мы сами, и все, что окружает нас, питает, держит на себе? Вся природа оказывается тенью — или пустой, или обманчивой. Нелегко мне сказать, на кого я сержусь больше: на тех ли, кто объявляет нас ничего не знающими, или на тех, кто и возможности ничего не знать нас лишает" (60). По-своему разрабатывал парадокс лжеца Ф. М. Достоевский. В "Дневнике писателя" он даже исследует процесс, названный им логическим самоубийством. Его персонажи мучительно ищут ответ на вопрос о существовании бога. Кириллов, герой «Бесов», чувствует, что бог необходим, значит, он должен быть. Но инженер Кириллов понимает, что бога нет и не может быть. Логического решения нет, звучит выстрел — Кириллов уходит из жизни. Вечный спор на эту тему ведут братья Карамазовы. Поиск таинственного убийцы старика-отца — только повод для развертывания борьбы логических первоидей. Кто убил? Признался в убийстве и казнил себя Смердяков, предполагаемый побочный сын убитого. Ошибочно осужден и пошел на каторгу Дмитрий, старший из братьев. Сошел с ума Иван Карамазов, пытавшийся провести логическое следствие. Каждый из них мог быть убийцей, но таковым никто себя не считает. Убийство произошло как бы в другом измерении. В кошмаре Ивана Карамазова появляется еще один претендент на роль убийцы — черт. И тут начинается парад антиномий. Есть ли высшее существо? Для Ивана черт реален, значит, в мире должно существовать и его отрицание. Но Иван остается атеистом, он требует логического доказательства существования бога. Но такого доказательства нет и быть не может.

"Оказывается, окончательный "секрет черта" вовсе не в том, что бога и бессмертия нет. "Секрет черта" в том, что бог и бессмертие есть, но надо утверждать, что их нет — нечто обратное тому, что утверждал великий инквизитор. Секрет в том, что истина на стороне тезиса, но надо провозглашать, что истина на стороне антитезиса. Но зачем надо провозглашать торжество антитезиса, зачем надо «отрицать», зачем черту нужно быть "необходимым минусом" — этого черт не знает. Он только знает, что без отрицания не будет «происшествий», не будет нелепостей — и он творит "неразумное по приказу", обреченный на вечное сомнение. Любя

— ------------=

(60) Сенека Л. Л. Нравственные письма к Луцилию. Трагедии. — М.: Худож. лит., 1986. — С. 186,

— ------------=

людей, желая добра, он творит зло, потому что зло необходимо; иначе прекратится жизнь" (61).

В эпилоге "Братьев Карамазовых" есть интересное название предпоследней главы: "На минутку ложь стала правдой". Каждый герой Достоевского воплощает в себе определенную идею и существует до тех пор, пока она не оборачивается ложью. Поэтому в романах Достоевского столько трупов и сошедших с ума. А ответа нет. Человек Достоевского подобен жонглеру, балансирующему на тонкой проволоке между двумя космическими безднами. И только князь Мышкин из романа «Идиот», кажется, находит для себя ответ, но он безумен и с безразличной улыбкой смотрит на остановившийся мир. "Удивителен ответ творца своим персонажам, ответ Достоевского Кириллову: жизнь есть ложь, а она является вечной" (62). Аналогичный парадокс возникает, если вместо "Я не существую" произнести "Я сплю". Отсюда легко вывести антиномию "жизнь — сон" — любимую тему многих современных писателей и древних философов. На уровне языковых рассуждений нельзя отличить жизнь от сна. Платон развивает этот вопрос в диалоге «Теэтет». Ему также приписывают знаменитое парадоксальное утверждение: "Я знаю, что ничего не знаю". Впрочем, Платон все же сомневается и задает вопросы. "Платон, заявляют они, сам признается в своем диалоге «Теэтет»: "Я ничего не знаю и ничему не учу, я только сомневаюсь…" К словам же "Я ничего не знаю" Платон прибавляет затем: "Кроме сущей безделицы — задавать вопросы и отвечать на них", — имея в виду искусство диалектики, которым владел в совершенстве" (63). Таким образом, при помощи неприметной частицы «не» в язык заключается парадоксальное могущество и странное очарование принципа отрицания. Так язык, человек и весь мир сливаются в неразрывном единстве, как сливаются волны, исчезающие, чтобы опять возродиться. И если долго вслушиваться в это движе

— ------------=

(61) Голосовкер Я. Э. Достоевский и Кант. — М.: Изд-во АН СССР, 1963.С. 85–86.