Западные энциклопедии и словари определяют этнос весьма обтекаемо и неконкретно. Это соответствует современной релятивистской тенденции в западной науке, заставляющей ученых сомневаться в каждом собственном слове и по соображениям ложной политкорректности избегать даже употребления таких терминов, как «этнос» (вместо этого говорят теперь «этническая группа»).
…немногим лучше и более пространное определение, которым дарит нас последнее издание Большой Советской Энциклопедии:
«Этническая общность (этнос) — исторически сложившаяся устойчивая группировка людей — племя, народность, нация. Основные условия возникновения э. о. — общность территории и языка — выступают затем в качестве ее главных признаков… Дополнительными условиями сложения э. о. могут служить общность религии, близость компонентов э. о. в расовом отношении или наличие значительных метисных (переходных) групп… У членов э. о. появляется общее самосознание, видное место в котором занимает представление об общности их происхождения… Для более устойчивого существования э. о. стремится к созданию своей социально-территориальной организации (в классовом обществе — государства)».
Основной признак этноса (биологическая однородность) записан тут в дополнительные, а на первый план выдвинут признак производный и вторичный (язык), а также признак и вовсе необязательный (территория). Подчеркивается значение самосознания, а общность происхождения, на деле играющая конституирующую роль, получает значение только в связи с этим фактором.
Основоположником современной российской этнологии можно считать С. М. Широкогорова, который в работе «Этнос: Исследование основных принципов изменения этнических и этнографических явлений» (Известия восточного ф-та Дальневосточн. ун-та (Шанхай). 1923. XVIII. т. I) писал: «Этнос есть группа людей, говорящих на одном языке, признающих свое единое происхождение, обладающих комплексом обычаев, укладом жизни, хранимых и освященных традицией и отличаемых ею от таковых других». При этом он хотя и верно, но совершенно непоследовательно причислял этнос к биологическим общностям. Но опираться на мнение шанхайского ученого в советской традиции было не принято.
Сталин же в своей знаменитой формуле намеренно исключил именно то, что, собственно, делает этнос этносом и нацию нацией: общность происхождения. Он предписал, что нация есть «
Вот в этих четырех признаках (язык, территория, экономическая жизнь и психический склад, проявляющийся в культуре) и продолжала блуждать отечественная этнография, как в трех соснах…
…ни территория (ландшафт) и климат, ни экономика, ни все вообще факторы, относящиеся к «духовной» сфере (язык, культура, идеология, религия) не являются этнообразующими вопреки традиционной точке зрения. И надо, наконец, признать, что сознание, и в том числе самосознание, играет минимальную роль в деле определения этничности. Принадлежность к этносу далеко не всегда осознается индивидом. Более того: он может причислять себя к одному этносу, а в действительности принадлежать к другому (яркий пример — бухарские таджики, поголовно записавшиеся в узбеки, которые, в свою очередь, расово и этнически сложносоставны и отчасти именуются узбеками по исторически закрепившемуся недоразумению).
Создание этнического языка — есть процесс и в то же время результат. Результат, непрерывно изменяющийся «нарастающим итогом». Результат абсолютно важный, во многом определивший всю духовную сферу того или иного этноса. Ниже мы выскажемся на этот счет подробнее, пока же обратим внимание читателя на очевидную корреляцию языка и такой важнейшей составляющей духа, как религия. Часто приходится слышать даже, что религиозная принадлежность, наряду с социальной и национальной, является платформой самоопределения человека и центром консолидации людских общностей. В силу своей, якобы, абсолютной изначальности, имманентности.
Но так ли это на самом деле?