Я сразу заметил в карьере много перемен. Внизу установили несколько долбежных станков, а на пятом горизонте появились три новых экскаватора. Шагающий гигант отполз в правую сторону и грузил песком думпкары.
Но особенно меня поразили новые самосвалы. Их было куда больше двухсот! Они двигались по всем дорогам целыми колоннами, легко преодолевая высокие подъемы и крутые спуски. Груженные глиной, землей и мелом, они были трех цветов. И за ними плыли красные, черные и белые облака пыли.
Над котлованом появились два чирка. Птицы, пугаясь взмахов высоких стрел экскаваторов, то и дело шарахались из стороны в сторону. Прошло несколько долгих минут, прежде чем утки перелетели котлован и скрылись в сероватой дымке.
— Я первый раз видела здесь уток! — сказала Настя.
Солнце было в зените. Короткие тени подчеркивали четкие границы открытых пород. Противоположная сторона карьера была круто срезана. Издали она походила на развернутую домотканую дорожку.
Большая черная полоса — чернозем; белое поле — мел; красные жгуты ткани — глина; белые нити — мел; желтая полоса — толстый слой песка; природа была неравнодушна к красной краске — и внизу дорожки прибавился еще один слой глины.
— Любуетесь? — рядом с нами остановился знакомый шофер.
— А где железная руда? — спросила Эля.
— Внизу, — шофер показал рукой на дно, где на площадках стояли экскаваторы и долбежные станки.
В небо то и дело взлетали ребристые стрелы экскаваторов. Падали и снова взлетали.
— Юра, где стоят четырехкубовые экскаваторы? Папа должен где-то здесь работать.
— С длинной стрелой — это шагающий! — показал я рукой. — Десятикубовый. Ниже второй шагающий — пятнадцатикубовый. А остальные четырехкубовые. Отец с дядей Макарием в другом месте работают. Скоро перейдут в карьер.
— Ты знаешь, где они работают?
— Дядя говорил.
— Мы найдем их?
— Запросто.
— Почему вода красная? — спросила Настя. — Это от руды?
— От красных железняков, — сказал я.
— Точно! — шофер удивленно покосился на меня. — Вода по руде бежит и окрашивается. Скоро мы уже до руды дойдем.
— Осталось пройти сеноман-альбу, а там руда! — продолжал я объяснять.
— Да ты профессор! — удивленно протянул шофер. — Сеноман-альба. Это значит мел. Я его вожу на своем самосвале.
— Вы все знаете, — с завистью сказала Эля. — Алексей Мартынович объяснил?
Настя наклонилась и отломила большой кусок мела. Завернула в платок и спрятала в карман.
— Звездин кого хочешь научит, — согласился шофер. — Башковитый парень. С вами возится?
— Наш вожатый! — ответил я.
— Ну смотрите, ребята, а я поехал, — попрощался шофер. — Здорово вы меня разыграли! Хотел вам карьер показать, а вы сами профессора. Сеноман-альба, так, что ли?
— Я пойду искать Алексея Мартыновича, — сказала Эля. — Повезло вам с вожатым.
— Юра, поедем к папе.
— Дядя Макарий говорил, что они на песке работают.
— На песке? — тихо переспросила Настя, как будто прислушивалась к своему вопросу.
Я не мог понять ее встревоженности. Показалось, что за ее словами таится какой-то скрытый смысл.