Комната воды

– Наверное, ты тоже побаиваешься открытого пространства. Это вообще очень английская черта – привязанность к знакомым местам. Жертва жила в Кентиш-Тауне, да? Кстати, ты знаешь, что в среде уличных банд его называют К-Таун? Это потому, что на главной улице дети охотятся за лотерейными билетами. Наркодилеры продают кетамин,[14] заворачивая его в эти билеты. Представляешь, дети вдыхают порошок прямо с ладони и никто не обращает на них внимания. Местные называют это кошачьим валиумом.

– Откуда ты все это знаешь? Ты же не выходишь из дому.

– Нет, но у меня есть друзья.

– Видишь, какую пользу ты могла бы нам принести? Мы с Артуром совсем потеряли связь с внешним миром. У него, правда, есть осведомители среди бродяг и других асоциальных элементов, но вряд ли те, кто занимается телепатией на панели или в мусорном баке, могут служить ценными источниками информации. Просто подумай над нашим предложением, Эйприл, – это все, о чем мы просим.

– Понимаю. Обещаю подумать.

Ее внимание уже отвлекли шелковистые белые розы на подоконнике. Она тут же бросилась выстраивать их в один ряд, словно карандаши, и едва прореагировала на молчаливый уход дедушки.

– Она права, это очень английская черта – поменьше выходить из дому, – произнес Брайант, вешая над заваленным бумагами столом бангкокскую колотушку для изгнания духов. – Мой отец гордился этим домоседством, носил его как кокарду. «Снимай куртку, ничего хорошего тебя на улице не ждет»; «Ни за что бы не согласился жить в стране, где нету „Мармита“»;[15] «Кажется, пойдет дождь, – посидим-ка дома». Если бы не война, отец так бы и не встретился с людьми из других стран, хотя, конечно, ему приходилось их убивать. До тысяча девятьсот сорокового средняя английская семья не уезжала из дому дальше чем на девять миль. Многие не бывали за пределами своей улицы. А теперь посмотри на нас: не можем усидеть на одном месте дольше двух минут. Эйприл выправится, вот увидишь. Всему свое время – не нужно на нее давить.

Артур вынул из своего шкафа молоток для колки ирисок и прибил изображение тасманийского псоглавого демона рядом с завязанной узлом веревкой из человеческих волос, попавшей сюда с китобойного судна. Каминную полку Брайант украсил тибетской диковиной – оправленным в серебро черепом, в чьих глазницах, точно отполированные бельма, поблескивали два лунных камня. Следом явились несколько экземпляров «Восточноанглийского трактата о мирской магии», сборник эссе Г. К. Честертона и распространяемый частным образом том под названием «Садоводческие секреты жены викария». Вскоре ослепительно новый кабинет Брайанта напоминал эзотерический сельский музей.

– Нация торговцев. – Саркастически усмехаясь, Артур взял со стола письмо. – Жадные мелкие собственники.

– Что на сей раз? – вяло отозвался Джон, неохотно отрываясь от экрана компьютера. Постоянные монологи напарника служили своего рода звуковым фоном их офисной жизни.

– Да эти риелторы, Гаррет и Мосс. Опять принялись за старое. На Балаклава-стрит им поживиться не удалось, так теперь они преследуют какого-то божьего одуванчика с соседней улицы. За отсутствием других подозреваемых по делу Сингха я бегло просмотрел досье этих типов. Куча жалоб от местных жителей, пара исковых заявлений, дошедших до суда, но никаких обвинений так и не предъявлено.

– Надеюсь, ты не лазил в мой компьютер? – осторожно спросил Мэй.

– Ты не поверишь, но информация водится не только в интернете. Я всего лишь переговорил с другими жертвами этих проходимцев.

Брайант снова уселся на стул. Хотя радиатор обдавал его ноги раскаленным воздухом, на нем было больше одежды, чем обычно. «Рубашка, свитер, пиджак, пальто и этот мерзкий шарф, который он отказывается выбросить, – дивился Мэй. – Шарф связала для него Альма, и он не в силах с ним расстаться». Бедная квартирная хозяйка была в отчаянии из-за того, что Артур отказался от ее услуг, а Джон никак не мог набраться смелости поговорить об этом с напарником.

– Само собой, Лондон всегда кишмя кишел такими типами, – продолжал Брайант. – На редкость себялюбивый город. Веками корабли, груженные сокровищами со всего света, входили в Темзу, но две трети их грузов так и не покидали пределы доков. При всей нашей хваленой честности, мы – нация отъявленных воров. Я слышал истории о фабрикантах, которые во время бомбежек весьма неохотно отпускали рабочих в убежища, поскольку боялись, что упадет производительность труда. Они до последнего момента отказывались включать сирены, якобы радея за экономическое выживание города.

– Какая трогательная наивность, Артур! Гаррет и Мосс обязаны быть корыстолюбцами и лицемерами уже в силу своей деятельности, но нельзя же всех мазать одной краской.

Если Мэй тяготел к практицизму, то Брайант был скорее романтик, и только благодаря взаимному уважению детективов это различие шло на пользу их партнерству.

– Взять хотя бы твоего мистера Сингха – он ведь сдержал обещание и продал дом молодой леди, не так ли? Разве ты не говорил, что он даже позволил ей въехать еще до завершения сделки?