– Просто со всеми этими бедами на улице да с отъездом Пола я подумала, может, ты захочешь перебраться в более симпатичный, спокойный район. Понимаешь, убийца явно живет в этом районе, и он все еще на свободе, правда? Так что трудно сказать, кто может быть в опасности.
– Но ведь ты же сама и посоветовала мне здесь поселиться.
– Да, но это было еще до того, как все испортилось.
– И до того, как от тебя ушел Джордж, – напомнила Калли. – Почему
– О, возможно, я и перееду, когда решится вопрос с разводом. У меня чудесный адвокат – очень симпатичный, еврей, пока еще женатый, но я над этим работаю.
– Хизер, ты чудовище.
– Ты напомнила мне, что сегодня должен заехать Джордж. – Хизер бросила взгляд на часы. – Мне надо вернуться домой – отрепетировать свою арию о жизни в нищете.
Хотя Калли никогда раньше не видела Джорджа, у нее сформировался определенный образ, а потому она была удивлена, увидев, насколько он старше Хизер, когда его черный «мерседес» остановился перед их домом пару часов спустя. Элегантный костюм не мог скрыть, что его владелец явно нездоров: склеротические жилки на его лице ассоциировались у Калли с коронарным тромбозом. Она постаралась отогнать от себя картину того, как он ползает в халате по парижской квартире, и решила сосредоточиться на уборке.
Выгребая из шкафа последние банки с остатками краски, она вспомнила прощальную реплику Хизер – «на свободе» – и попыталась не смотреть в сторону сумрачной ванной.
Ливень, зарядивший в воскресенье с утра, почти не помешал туристам, заполнившим рынки Кэмден-Тауна, но вокруг станции метро «Морнингтон-Кресент» было на удивление спокойно. Дождь барабанил по грабам и боярышнику на Оукли-Сквер, а розовые кусты склонили головы, мечтая о более сносной погоде. Поскольку до объявленного Раймондом Лэндом часа X оставалось около суток, сотрудники отдела особых преступлений сидели за своими столами, уныло разгребая бумаги.
– Кажется, я не по душе мистеру Брайанту, – сказал Джайлз Кершо. – А ведь я изо всех сил старался ему помочь.
– На твоем месте я бы не беспокоился, – утешил Мэй молодого судмедэксперта. – Он со всеми себя так ведет: кажется злобным, пока не познакомишься с ним поближе, а потом видишь, что у него просто трудный характер. Он к тебе привыкнет. Раньше у нас никогда еще не было собственного судмедэксперта. Всем – будь то живое или неодушевленное – занимался Освальд Финч. Артур говорил, что Освальд отвечает за «развалины и другие последствия криминальных действий». В общем, Артур вовсе не хотел тобой пренебрегать. Что тут у тебя?
Кершо аккуратно расстегнул молнию на прозрачном пластиковом мешке, лежащем у него на столе.
– Дэн Бэнбери разбирал тут разные странные вещи, найденные на месте пожара, и передал мне пожитки Тейта. В комнате ничего не осталось, но, судя по всему, там почти ничего и не было, кроме банок от патоки. Я забежал в приют, по-быстрому все осмотреть, и обнаружил, что ящики на первом этаже уцелели. Я попросил разрешения их открыть, но какой-то чинуша, не иначе спец по охране и безопасности труда, отказался дать мне такое разрешение в отсутствие Дэна, и тогда я уговорил одного из пожарных случайно уронить на ящик свой лом.
– О, кажется, Артур тебя скоро полюбит, – с улыбкой сказал Мэй. – Его чувство гражданской ответственности сочетается с такой же нетерпеливостью.
– Тогда, может, его порадуют мои находки. – Кершо извлек из мешка стопку небольших книг в тканом переплете. – По словам служащего, это все, чем владеет Тейт. Он очень заботился о них, о своих «специальных» книгах, а потому договорился со служащими, чтобы книги постоянно хранились в его ящике, – он боялся, что вода доберется и до них. Ему нравилось убеждаться, что с ними все в порядке, каждый раз, когда он там ночевал.
– А ты их уже посмотрел?
– Пока я изучил их только снаружи. Мне надо отчитаться перед Дэном, – как-никак, он отвечает за обследование места преступления.
– Не волнуйся, мы не так строги в плане формальностей. Можно взглянуть?
Первые три тома в голубом тканом переплете были из одной серии и представляли собой весьма избирательную историю английской живописи. Издание увидело свет в 1978 году.
– Печать дешевая, – заметил Мэй. – Бумага скверного качества, а половина цветных иллюстраций плохо подогнана.
На обороте каждого тома была фотография автора, человека лет тридцати, преждевременно осунувшегося, как многие молодые люди, пережившие войну детьми. Четвертая книга оказалась монографией о Стенли Спенсере, вышедшей в 1987 году.
– Необходимо показать это Артуру, – решил Джон. – У него есть один знакомый искусствовед. Книги я верну.
– Думаете, это может пригодиться?
– Любопытная штука – мы думали, Тейт получил свое прозвище в честь патоки. А может, мы ошиблись? Может, он как-то связан с галереей Тейт?