Комната влюбленных

Эти люди испили свое поражение до конца, до самой последней капли, так что оно проникло в сокровеннейшие глубины их душ. Происшедшее было столь огромно и непостижимо, что им оставалось лишь отдаться ему с полным самозабвением, принять его в себя и раствориться, как влюбленные в своей любви. Слово «любовь» неумолчным колоколом зазвенело у Волчка в голове. Он отвернулся и закрыл глаза. Но лишь для того, чтобы еще яснее видеть один и тот же неизменный, все заслоняющий образ. Такой он увидел ее тогда и такой будет видеть до конца своих дней: голова откинута, волосы разметались, кровь тонкой струйкой сочится изо рта, полный вызова и молчаливого укора взгляд.

Конечно, думалось ему, когда-нибудь время залечит сердечные раны и эти несколько месяцев станут тем, чем и должны являться на самом деле, — необычным, но уже давно пройденным этапом на жизненном пути. Годы спустя он будет вспоминать, как провел в оккупированном Токио несколько странных месяцев, служил переводчиком при тоскующих по дому солдатах, инспектировал школы в поисках оружия и нелегальной литературы, участвовал в великом деле возрождения страны, — так что впредь если они и попытаются вновь создать очередную империю, то разве что империю света. Да и сама Момоко станет не более чем воспоминанием. Может быть, в один прекрасный день ему случится войти в книжный магазин и какая-нибудь фраза или слово в наугад взятом с прилавка романе всколыхнет в нем давно ушедшие образы. Может быть, тогда перед ним промелькнет Момоко, промелькнет и снова исчезнет, оставив в душе легкую, скорее приятную печаль.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава восемнадцатая

Июнь-июль 1973

Что это такое? Что могло так взволновать его, так приковать к себе взгляд? Не успел Волчок дойти до кабинета, а его неисправное сердце как обезумело и яростно погнало кровь по далеким закоулкам тела. Так бывало в далекой юности, когда он шел на свидание. Будто это он — робкий студент, представляющий свои незрелые труды на ее строгий суд. Нет-нет, надо и о здоровье подумать, его организм совсем не нуждается в такого рода переживаниях. Волчок твердил себе, что просто не мог не пойти на назначенную встречу, таковы его преподавательские обязанности. А в глубине души знал, что это совсем не так. Ведь в последнее время студенты редко искали с ним встречи, по большей части оттого, что он сам их всячески избегал, и весь факультет знал: профессора Боулера лучше не трогать. Так что Волчок был фактически избавлен от такого обременительного занятия, как беседы со студентами.

И все же ему хотелось ее видеть. Это было ясно с того самого мига, как она села напротив, рассыпав по плечам черные, как вороново крыло, волосы. Разница в летах нисколько не смущала ее. В его времена вряд ли было возможно беседовать со старшими с такой непринужденностью. Смысл ее слов лишь смутно доходил до Волчка. Он не мог не прийти, не ответить на зов. Этот зов, едва уловимый, не поддающийся описанию, прокрался под, казалось бы, несокрушимую броню его закаленного ума, познавшего все топкости текстуального анализа. И теперь этот ум, привыкший подвергать литературные тексты самому суровому суду и беспощадно отделять слабое от сильного, этот самый ум отдался во власть удручающе слезливого чувства, как будто он откликнулся на призыв, исходящий от этой девушки. Но не важно, пусть он слабый старик, он здесь.

Юная посетительница все так же непринужденно излагала свои идеи. То ли сами слова, то ли уверенность, с которой она говорила, быстро заставили Волчка признать, что она умна, да еще и начитанна, — большинство студентов не шло с ней ни в какое сравнение. Девушка говорила интересно и живо, ее оригинальные и вместе с тем тщательно продуманные идеи заслуживали всяческого внимания. И все же Волчок не мог избавиться от чувства, что для постороннего взгляда осталось бы загадкой, кого он, собственно, слушает. Как и пару дней назад, она как будто возникла ниоткуда, просто стояла перед ним, и все. Как и в прошлый раз, неслышно — ни единого шага в обычно таком шумном коридоре. А может, ее и вовсе никто, кроме него, не видел. Может быть, девушка только для него и существовала. Хотя дикость, конечно. Надо же до такого додуматься! И тут она подняла руку и оттянула вверх рукав своего шерстяного свитера.