Комната убийств

— Все уже вполне прояснилось. Новый договор должен быть подписан пятнадцатого ноября. Значит, у мистера Маркуса и мисс Кэролайн есть две недели на то, чтобы попытаться убедить своего брата изменить точку зрения. А он не собирается ее менять.

Две недели. Прошептав слова благодарности, Талли направилась к двери. Возвращаясь в коттедж, она чувствовала, что колени у нее не гнутся, а плечи ссутулились под навалившейся на них тяжестью. Да разве могут ее вышвырнуть через две недели? К ней вернулась способность соображать. Не случится такое, не может случиться. Пока въедут новые съемщики, должна пройти не одна неделя, а то и не один месяц, даже год. Для этого сначала нужно вывезти экспонаты и мебель, а это долго. Талли сказала себе, что на принятие решения у нее есть уйма времени. Она не занималась самообманом и понимала — вряд ли новые съемщики будут счастливы оставить ее в коттедже. Он им понадобится для размещения собственного персонала. Конечно, понадобится. Не обманывалась она и насчет собственных финансовых возможностей, которые вряд ли позволят ей купить в Лондоне квартиру — даже с одной спальней. Деньги были разумно вложены, но в связи с экономическим спадом не прибавлялись. На ежемесячные выплаты их хватит, да только кто же ей даст кредит на квартиру — шестидесятилетней, без твердых источников дохода? И все же другие переживали и не такие катастрофы. Как-нибудь справится и она.

14

В четверг ничего особенного не произошло, и о будущем официально ничего не сообщили. Дюпейны не появлялись, лишь еле заметным потоком шли посетители, казавшиеся Талли унылой, одинокой группкой людей, шатающихся тут и там и удивляющихся, что это они тут делают. В пятницу Талли открыла музей в восемь утра, как обычно. Она выключила сигнализацию, включила весь свет и начала проверку. Поскольку вчера не было посетителей, в комнатах на втором этаже убираться не понадобилось. Работа на самом тяжелом — первом — этаже была обязанностью Райана. Осталось удалить отпечатки пальцев с некоторых выставочных стендов, особенно в Комнате убийств, и протереть столы и стулья.

Мюрел появилась, как и всегда, ровно в девять, и рабочий день начался. Ждали группу ученых из Гарварда; с ними была предварительная договоренность. Визит устроил мистер Калдер-Хейл, который и должен был все им показать. Комната убийств его не интересовала, и эту часть экскурсии обычно проводила Мюрел. Смотритель признавал в убийстве и символичность, и характерность для своего времени, но возражал против посвящения убийцам и их преступлениям целой комнаты. Талли знала, что Калдер-Хейл отказывался от объяснений, не распространялся насчет экспонатов и все же был твердо уверен: чемодан открывать не следует по той простой причине, что те самые пятна крови могут вызвать у посетителей интерес и заставят их в очередной раз содрогнуться от ужаса.

Мюрел была предельно собранна. В десять часов она пошла искать Талли, стоявшую за гаражом и занятую разговором с Райаном — какие кусты следует подрезать и не стоит ли позвонить и посоветоваться с миссис Фарадей, которая еще не вышла после болезни.

— Мне пришлось на время оставить рабочее место, — сказала Мюрел. — Меня ждут в Комнате убийств. Согласись вы завести мобильный телефон, я была бы уверена, что в любой момент смогу связаться с вами, даже если вы не в коттедже.

Отказ Талли обзаводиться мобильным телефоном вызывал упреки давно. Ее ненависть к мобильникам происходила не только из-за привычки людей не выключать их даже в музеях или кричать в них всякую бессмыслицу, когда она сидит в автобусе — на своем любимом месте, спереди, на втором этаже, наблюдая за происходящим внизу. Причины не ограничивались этими неудобствами. Сигнал сотовых по каким-то абсурдным, но неизбежным законам породнился в сознании Талли с настойчивым звоном дверного колокольчика в магазине, под знаком которого прошли и ее детство, и взрослая жизнь.

Она сидела за столом, выдавала маленькие билеты-наклейки, с помощью которых Мюрел контролировала количество посетителей, слушала приглушенное жужжание голосов, доносящееся из картинной галереи, — и на сердце у нее стало светлее. День был под стать ее настроению. В четверг небо, непроницаемое, будто серый ковер, давило на город и, казалось, впитывало его жизненную силу. Даже на окраине Хита воздух отдавал кислой гарью. А в пятницу погода прямо с утра переменилась. Воздух, все еще холодный, стал подвижнее, к полудню посвежело. Ветер раскачивал верхушки деревьев, шевелился в кустах, наполнял воздух запахами поздней осени, запахами земли.

Пока Талли дежурила за столом, приехала миссис Стрикленд, одна из добровольных помощниц. Она была каллиграфом-любителем и приходила в Дюпейн по средам и пятницам, чтобы находиться в библиотеке и писать, если требуется, новые таблички к экспонатам. Миссис Стрикленд выполняла тройную функцию, так как могла ответить практически на любые вопросы посетителей о книгах или рукописях, а заодно приглядывала за происходящим.