Ева отложила рукопись и устало откинулась на спинку кресла, закрыв глаза. Вот странно, откуда появляется эта погрешность – разница между тем, что думают о нас окружающие, и тем, какими себя мы считаем сами. А насколько катастрофические последствия эта погрешность вызывает, изменяя формулы расчета жизни. И нашей, и чужой.
Никогда она не думала, что Лара (чистюля, любимица всех теток поголовно, аккуратистка, всегда точная, как барометр или… что там еще – циркуль, что ли?) такого неприглядного мнения о ней. Сама Ева, всегда совершенно искренно ценившая Ларин ум, Ленин талант, Марфину любовь к жизни, себя почитала последней и самой неудачной в том поколении их семьи.
Да-да, все понятно, болезнь, бред… Но даже у самого откровенного параноика внутренние страхи имеют происхождение в реальной жизни. И кто это, позвольте спросить, ОН? Лени была, Фани, Марфа, бабки – есть. А вот кто же прототип этого персонажа в сюрреалистической повести, сложившейся в больной голове Лары? Кольцо, кольцо… Это, вероятно, то самое, которое бабушки передали Лени, незадолго до ее смерти. Ужасный тяжелый перстень с необработанным камнем передавался в их семье каждому новому поколению – старшей девочке. Дурацкая традиция, и Ева лично ни за что не стала бы носить на своей руке такую тяжесть. Но Лени кольцо чрезвычайно шло, что правда, то правда… Лени, как и Марфа, была увлечена всевозможными украшениями, желательно в несусветном этническом стиле. Кольцо, действительно, было несколько… гм… средневековым по дизайну. Надо спросить у Виолы, откуда эта чудовищная вещь в семье.
От грустных размышлений ее отвлекло странное ощущение. «Не надо было есть этот бутерброд!» – с досадой попеняла себе Ева, и возразить было нечего. Но вдруг она поняла, что дело вовсе не в подозрительном бутерброде – это ее дети потянулись! Поздоровались с ней, со своей мамочкой: как, мол, ты там, а мы рядом, внутри. Скоро будет уже и тесно! Улыбаясь во весь рот, Ева вертела головой, не веря, что всем окружающим наплевать на такое чудо – внутри нее живут люди!
Родной город встретил ее ласково. Шел дождь. Мелкий. Очень. В одной капельке – не больше одного-двух миллионов молекул воды. Они начинали испаряться уже в воздухе, не долетев до земли. В полете они то и дело стукались друг о друга, распыляясь аэрозольными фонтанчиками во все стороны.
Все было покрыто водой, и воздух уже был не воздух вовсе, а водный раствор, насыщенный газами. Люди, как большие сытые рыбы, плавали по улицам. Причем дождь был такой мелкий, незаметный и всепоглощающий, что мало кто из прохожих вообще вспоминал о зонтиках. Шел дождь, а над ним, отслаиваясь от серого неба, опускался туман.
Отяжелевшая и мокрая листва распласталась на черных от влаги ветвях деревьев, безвольно провисая между ними. Витрины нарядно поблескивали. Кафе и рестораны призывно вывешивали свои меню на всеобщее обозрение, приглашая отведать необыкновенно дешевые блюда за безобразно низкую плату. Она уже насчитала пару десятков редких пока желтых листьев, покинувших своих еще зеленых собратьев там, наверху. Скоро и зима. Уже совсем недолго осталось, совсем чуть-чуть.
Глава 2
Жизнь обыкновенная
Со следующего дня стал стремительно увеличиваться в размерах ее живот. Изменения в организме были столь значительны, что порою ей не верилось – она ли это отражается в зеркале, и Ева недоверчиво рассматривала себя в витринах магазинов.
Самое ужасное, что ей теперь приходилось общаться с людьми. В очень больших количествах и не самого приятного качества. Врачи-гинекологи в поликлиниках, беременные женщины в очередях этих поликлиник… Это было утомительно, обидно и противно. Но довольно быстро она привыкла и к этому.
Скоро вся семья уже была в курсе обоих радостных событий. Адвокаты, активно взявшие в оборот бабушек, известили о наследстве. А про беременность одной из наследниц было оповещено по сарафанному радио. Кто-то видел кого-то, кто случайно встретил Еву то ли в поликлинике, то ли в магазине. Скрываться больше не имело смысла. На квартиру Евы началась массированная атака родственниц. Попритворявшись по старой привычке перманентно отсутствующей дома (даже в два часа ночи) и не имея возможности отключить телефон, она сдалась.
Первая реакция всех на изменившуюся внешность Евы была похожа на ступор. Некоторые выходили из него лишь к концу визита. Виола притащила бедного доктора Вайса. Несмотря на совершенно другую специализацию, он послушно осмотрел вынужденную подчиниться произволу матери Еву. Широко открывая рот, закатывая глаза и непрерывно извиняясь, Ева, жестоко страдавшая от неловкости, и седенький врач-терапевт удовлетворили настоятельные пожелания Виолы.
– Ну что же… – для приличия пораздумывал старинный друг семьи, – вполне здоровый ребенок. Все в норме. Показаны прогулки на свежем воздухе, витамины… – Он вопросительно оглянулся на согласно кивнувшую Еву– Все.
– Ничего не все! Ева, неси свою карточку, – приказала Виола. – Вот, здесь написано… ну я не знаю, что это… на латыни, вероятно…