– Люди торопятся, а потому ошибаются, – констатировал Гуров. – Это моя вина. Опасался, что не успеем, и оставил без присмотра охранника. А второй скрыл от меня, что здесь есть еще один выход. В результате мы имеем, что имеем. Единственное, что меня утешает, – живы и госпожа Вагнер, и ее сын.
– А меня утешает, что живы мы с тобой, Лева, – заметил Крячко. – Это большая удача. В принципе, нас могли перещелкать здесь, как цыплят.
– На это у них нет высочайшего соизволения, – предположил Гуров. – Мы свалились им как снег на голову, и они не знают, что делать с таким явлением.
Он внезапно замолчал. Где-то снаружи стукнул пистолетный выстрел. Потом еще один. Гуров и Крячко с тревогой посмотрели друг на друга. Снова наступила тишина, нарушаемая лишь настойчивым тарахтеньем генератора.
– Ну, что выросло, то выросло, – подытожил Гуров. – Нужно кое с кем поговорить.
Они вошли в соседнее помещение. Парень в замшевой куртке все еще сидел на полу и массировал свое темя.
– Как твое имя? – спросил Крячко.
Парень посмотрел на него страдальческим взглядом и пробухтел со злобой:
– Познакомиться хочешь? Щас познакомишься! Щас вас и обогреют, и утешат!
Говорил он не слишком складно, но с большим подъемом. Чувствовалось, что, несмотря на некоторое невезение, он вполне уверен в той силе, что стояла у него за спиной.
– Дать ему, Лева? – с интересом спросил Крячко.
– Ты уже ему дал, – проворчал Гуров. – Человек даже заговариваться стал.
– Видели того фраера – на цепи? – совсем не стараясь быть любезным, сказал парень. – Вам очень повезет, если вас посадят рядом. Мне велено вам это передать. Если будете вести себя тихо, может быть, живы будете.
– Ты что-то не понял, – возразил Гуров. – Место Ильи Ликостратова займешь сейчас ты.
– Ну хватит душеспасительных бесед! – рявкнул Крячко и рванул парня за шиворот. – Вставай, пошли!
Он вытолкал его в соседнюю комнату и буквально загнал за металлическую решетку. Парень пытался сопротивляться, но у него все еще кружилась голова и подкашивались ноги, а Крячко был по-настоящему разъярен и силы своей не сдерживал. Он пихнул своего пленника на подстилку и, прежде чем тот успел опомниться, защелкнул у него на запястье наручники.
Дальше он обыскал парня, но ничего не обнаружил, кроме складного ножа с широким блестящим лезвием.
– Ну вот, а теперь поговорим, как джентльмены, – сказал Крячко, встряхивая пленника так, что тот врезался затылком в каменную стену. – Твое имя, адрес, место работы, семейное положение, хобби… Собираешь марки или пробки от бутылок? Выкладывай все, или я уже по-настоящему вышибу тебе мозги!
– Полегче, сука! – плачущим голосом простонал детина, опять хватаясь свободной рукой за голову. – Озверели совсем, падлы! Ну, Тюрин я, Дмитрий Николаевич, семьдесят второго… А марки ты сам собирай. Мне бабки больше нравятся, понял?
– А ты, оказывается, у нас с юмором, Дима! – заметил Гуров. – Это хорошо. Так скажи нам для смеху, чем ты занимаешься, а? На кого работаешь? На Квадрата?
Разбитая голова Тюрина непроизвольно и резко дернулась. Он почти с ужасом посмотрел на Гурова, но тут же застонал и опять потянулся рукой к затылку.
– Ну, по глазам вижу, что на Квадрата, – удовлетворенно констатировал Гуров. – Значит, все сходится.
Он обернулся. Илья Ликостратов уже находился за пределами клетки. Теперь он сидел у стены на каких-то ящиках, безвольно опустив руки, а Маргарита Альбертовна опять судорожно обнимала его, нежно гладя ладонью по спутанным немытым волосам. Синицын с пистолетом в руке нервно прохаживался рядом, то и дело оглядываясь на дверь.
– Кто такой Квадрат, Лева? – с любопытством спросил Крячко. – И что сходится?
– Есть тут такой деятель по прозвищу Квадрат, – пояснил Гуров. – Занимается в том числе и контрабандой животных. А все эти гаврики из его команды. Вот я и говорю, что все сходится. Илья и все остальное. Не хватает только старшего Ликостратова.
– И свежего воздуха, – прибавил Крячко.
– Не сей панику, – сказал Гуров, доставая мобильник и набирая номер Черкасова. – Никуда он не денется, свежий воздух.
Однако связаться с Черкасовым так и не удалось. Гуров с сожалением спрятал трубку и обвел взглядом окружающих его людей. Кажется, только мать с сыном не понимали катастрофичности положения, в котором они все находились. Илья был слишком слаб и измотан, а Маргарита Альбертовна была по-своему даже счастлива. Дима Тюрин хоть и играл в этой ситуации роль козла отпущения, почти не скрываясь, торжествовал. Синицын, осунувшийся и сердитый, был уже, кажется, на пределе, и только субординация мешала ему высказать все, что он думает о начальстве и его безумных идеях. Крячко держался по-прежнему невозмутимо и уверенно, но в глазах его ясно читалась тревога.
– Ничего страшного не случилось, – заговорил Гуров. – Снаружи у нас остались люди. Мы здоровые умные мужики. У нас есть оружие. Что-нибудь придумаем.
Он внезапно замолчал. За стеной, в том месте, где наружу выходила вентиляционная отдушина, вдруг послышался шум, а потом незнакомый голос, усиленный мегафоном, провозгласил: