Комната смерти

— Мы будем в послеоперационной палате, когда ты проснешься, — крикнул он вслед.

Сакс обернулась:

— Без глупостей, Райм. Возвращайся домой. Займись каким-нибудь расследованием или еще чем.

— Мы будем в послеоперационной, — повторил он, прежде чем Амелия скрылась за дверью.

Немного помолчав, Райм обратился к Тому:

— У тебя, случайно, не осталось одной из тех маленьких бутылочек виски? После полета в Нассау?

Тогда он настоял на том, чтобы тайком пронести на борт немного скотча, хотя, как он выяснил, в первом классе наливают столько, сколько захочешь, — или, точнее, столько, сколько готов позволить тебе помощник.

— Нет, а даже если бы и была, я все равно бы вам не дал. Сейчас девять утра.

Райм хмуро взглянул на Тома, затем снова на дверь, за которой исчезла Сакс.

«Мы не хотим ее потерять, она слишком опытна. Но если она станет настаивать на том, чтобы остаться оперативником, работать в управлении она больше не сможет…»

Да, у него состоялся разговор с Амелией, на чем настаивал Билл Майерс.

Хотя суть его несколько отличалась от того, чего желал капитан.

Ни кабинетная работа в полицейском управлении, ни преждевременная отставка и работа консультанта даже не рассматривались Амелией Сакс как возможный вариант. Чтобы избежать подобного кошмара, оставалось только одно решение. Райм связался с доктором Виком Баррингтоном и узнал имя лучшего хирурга в городе, специализировавшегося в лечении острого артрита.

Тот сказал, что, возможно, сумеет помочь. Когда в субботу возле штаб-квартиры НРОС Райм предложил Сакс поговорить, речь шла об операции, сделав которую она могла бы остаться на оперативной работе, а не сидеть в кабинете, как предлагал Майерс.

Поскольку Амелия страдала не ревматоидным артритом — заболеванием иммунной системы, воздействовавшим на все суставы, — а более распространенным остеоартрозом, она была достаточно молода, чтобы операция на бедре и колене позволила ей десять или больше лет жить нормальной жизнью до того, как потребуется замена сустава.

Она засомневалась, но в конце концов согласилась.

Сидя в зале ожидания, Райм смотрел на присутствующих — пары, одиночки, семьи. Некоторые застыли неподвижно, некоторые о чем-то оживленно или нервно беседовали, некоторые пытались отвлечься, помешивая кофе, с хрустом вскрывая упаковки с закусками, листая помятые журналы, отправляя сообщения или играя на телефонах.

Райм отметил, что, в отличие от улиц Нью-Йорка, здесь ни единая живая душа не обращает на него ни малейшего внимания. В больнице человек в инвалидной коляске не представлял собой ничего необычного.

— Вы говорили доктору Баррингтону, что отменили вашу операцию? — спросил Том.

— Говорил.

Помощник молчал. «Таймс» в его руках слегка дрожала. Хотя их обоих неразрывно связали между собой обстоятельства и профессия, они предпочитали не затрагивать личных тем, и уж меньше всего сам Линкольн Райм.

И все же, к своему удивлению, он ощутил некое облегчение, признавшись Тому:

— Когда я был на Багамах, кое-что случилось.

Взгляд его был устремлен на пару средних лет, пытавшуюся не слишком искренне приободрить друг друга. О чьей судьбе шла речь? Пожилого отца? Или маленького ребенка?

Огромная разница.

— На том мысу, где, как мы полагали, находилось укрытие снайпера, — продолжал Райм.

— Когда вам пришлось искупаться?

Райм немного помолчал, заново переживая не ужасы пребывания в воде, но предшествовавшие тому мгновения.

— Я легко мог сообразить, что снова появится тот золотистый «меркурий».

— Как?

— Помнишь того парня в пикапе? Который выбрасывал мусор в канаву?

— Который потом оказался их главарем?

— Верно. Почему он проехал до самого конца мыса, чтобы выкинуть мусор? В полумиле оттуда была общественная свалка, недалеко от Саут-Уэст-роуд. И кто говорит по телефону, вываливая тяжелые мешки? Он сообщал остальным двоим в «меркурии», где мы. Да, и он был в серой футболке — такой же, по твоим словам, как и на одном из пассажиров «меркурия» до этого. Но я упустил все эти намеки. Я видел их, но упустил из виду. И знаешь почему?

Помощник покачал головой.

— Потому что у меня было оружие. Пистолет, который дал мне Михал. Мне не требовалось обдумывать ситуацию. Мне не требовалось прибегать к помощи разума — потому что я мог просто проложить себе дорогу пулями.

— Вот только вы не смогли.

— Вот только не смог.

Появился врач в помятой, запятнанной униформе, и все устремили на него жадные взгляды, будто соколы Райма на голубя. Найдя нужную семью, врач подошел к ним и сообщил, судя по всему, хорошую новость.

— Я часто размышлял, не изменил ли меня каким-то образом тот случай, — сказал Райм. — Заставил меня лучше и четче мыслить, делать более проницательные выводы. Потому что ничего другого мне не оставалось.

— И теперь вы считаете, что так оно и есть?

Райм кивнул:

— На Багамах из-за моей ошибки едва не погибли Михал, ты и я сам. Такого больше не должно случиться.

— То есть хотите сказать, что никаких операций больше делать не станете?

— Именно так. Какая там была фраза из фильма, который ты заставил меня посмотреть? Мне она понравилась, хотя, вероятно, в свое время я ее не оценил.