– Черт побери, почему вы все еще здесь?
– Дети в том доме. В школе. Почему им до сих пор не сделали инъекцию?
Он не знал ответа.
– Уж никак не потому, что аркадцы питают слабость к детям, – сказала она. – Видимо, дети слишком малы и вставленные им имплантаты не работают. Не в этом ли дело?
Лютер долго смотрел на нее, не говоря ни слова.
– И вы не уедете отсюда, пока не заберете их с собой, – наконец произнес он.
– Всех до одного.
– Сколько их там?
– Немного, судя по тому, что я видела.
– Когда?
– А по-вашему?
– Не сегодня.
– Почему?
– У вас есть план?
– Войти, забрать их, выйти.
– Если это на самом деле не школа, а тюрьма, там должна быть охрана.
– Да, есть кое-кто.
Она оглядела посетителей. На лицах была печать одиночества и какого-то глубинного несчастья, гораздо более сильного, чем то, которое обычно превращает людей в алкоголиков.
– Но сколько, по их расчетам, нужно охраны, если в этом городе все, до последнего человека, такие, как они? Чтобы держать взаперти беспомощных детей? Не много. Я осмотрела это место. Совсем не Алькатрас.
14
В 7:30 Харли Хиггинс выключил свет, сел в темноте у окна, выходившего на пришкольный участок, снял кроссовки и засунул их под стул. Он не знал наверняка, есть ли в комнате камеры. Если камеры были, им не стоило видеть, как он выходит в одних носках.
Он пожалел, что не сказал другим детям об этих мерах предосторожности, но раньше ничего подобного ему в голову не приходило. Ему казалось, что большинство из них сделают то же, что и он. Но если хотя бы один выйдет из комнаты в носках, у того, кто следит за камерами – при условии, что за камерами следят, – могут возникнуть подозрения.
Озеро выглядело таким черным, будто в нем была не вода, а пустота. Лес вдоль северного берега, совершенно лишенного огней, кое-как опознавался по рваной темной линии, над которой висело одеяло туч, почти такое же темное.
Харли все время возвращался мыслями к матери и отцу. Он хотел верить, что их еще можно вернуть в прежнее состояние, но с этим пожеланием, идущим от сердца, не соглашался его мозг. Пожелание, идущее от сердца, – вещь хорошая, если оно может быть выполнено, если ты изо всех сил стараешься его выполнить, но оно способно разорвать твое сердце, если ты продолжаешь цепляться за нее, когда не осталось никакой надежды. Он не мог согласиться с тем, что его родители живы, но потеряны для него навсегда, – эта мысль так изводила его, что нередко он сидел в темноте и беззвучно плакал. Но притворяться перед собой, будто это не так, означало вступить, вслед за ними, в… в сообщество таких же людей, как они. Он хотел вернуться к отцу и матери, но не был готов ради этого стать похожим на них. За окном лежало черное озеро, безлунное и глубокое, и двойник озера плескался внутри Харли: темные воды, которые могли подняться, обдать холодом и захлестнуть насмерть.
Часы показывали 7:45.
15
Джейн на своем «форде» покинула город, направившись к отелю. Лютер ехал следом на прокатной машине.
Без собак, без детей, укрытая одеялом штампованных любезностей, безупречная, как пейзаж в фантастическом кино, забывшая свое промышленное прошлое и получившая новое лицо, мечту туриста, Доменная Печь пробуждала в Джейн что-то вроде лихорадки, нестерпимое убеждение в том, что Ларкин умышленно направил ее сюда: городок стал колыбелью перемен, которые он и его бесчестные сообщники хотели произвести во всем мире. Страх, с которым она жила несколько месяцев, становился здесь настоящим ужасом, который надо было держать под контролем, чтобы он не превратился в панику.
Этот уголок Кентукки стал обиталищем инопланетян, его жители безвозвратно изменились, превратились в рабов. Если они поймут, что Джейн с Лютером раскусили их, то, возможно, будут действовать с безжалостным единодушием. Один неконтролируемый агент ФБР и один шериф не в силах победить измененных людей, потому что имя им – легион. Если она или Лютер сделают хоть один неправильный шаг, жители Доменной Печи могут наброситься на них, как стая пираний, привлеченных теплом млекопитающего, которое появилось в их холодных владениях.
Они с Лютером припарковались на обочине, в сотне ярдов за домом – безымянной школой, – и подошли к нему пешком. Без луны и звезд, закрытых тучами, озеро и его окрестности были погружены во мрак.
– Не уверен, что у нас получится, – сказал Лютер.
– Я тоже.
– Допустим, и что тогда?
– Будем стараться изо всех сил.
– А если они все же не запрограммированные, просто люди, ни в чем не повинные…
– Этого о них сказать нельзя, кем бы они ни были.
– Но если они…
– Тогда я отправлюсь в ад, не дожидаясь, когда ад придет ко мне. А он приближается с каждым днем, все быстрее и быстрее.
Они свернули с дороги и пошли по дикой траве и осоке, наступая на что-то, испускавшее слабый лакричный запах. Держась поближе к стене, они миновали дом и двинулись к озеру.