Комната с призраками

Их серые дубовые ограды, благородные деревья, заросли камыша на берегах прудов и леса вдали всегда приводили меня в восторг. Мне нравится и портик с колоннами, пристроенный к кирпичному зданию времен королевы Анны, которое в восемнадцатом веке было покрыто штукатуркой, дабы привести его в соответствие с модным тогда греческим стилем. Внутри таких домов всегда есть зал с высоким потолком и с непременными атрибутами – галереей и маленьким органом. И библиотеку я люблю – там можно обнаружить все кто угодно, от Псалтыря тринадцатого веха до Шекспира ин-кварто[15]. Ну, и разумеется, картины. Но больше всего я люблю воображать, каковой была жизнь в таком доме, когда его только построили, – тогда землевладельцы процветали, и даже если денег у них было не очень-то много, жизнь их отличалась разнообразием, не то что сейчас. Если бы у меня был такой дом и мне бы хватало денег на его содержание, я бы принимал в нем друзей в ограниченном количестве.

Но это лишь отступление.

А рассказать я вам хочу о необыкновенных событиях, происшедших в доме, похожем на тот, который я пытался описать. Случилось это в Кастрингем-Холле в Суффолке. Подозреваю, что с тех пор как приключилась эта история, поместье было сильно перестроено, но характерные его черты сохранились. Я имею в виду итальянский портик, белый дом прямоугольной формы (внутри он кажется более старым, чем снаружи), парк, лес и пруд. Правда, главное, чем поместье выделялось из десятков других, ему подобных, исчезло. Если вы смотрели на дом со стороны парка, то справа видели огромный старый ясень. Он рос в шести ярдах от дома, а его ветви почти касались стены. Думаю, он стоял там с тех пор, как Кастрингем перестал быть крепостью, ров его был засыпан и на свет появился жилой дом елизаветинского стиля. Во всяком случае, присущих ему размеров он достиг в 1690 году.

В тот год в местности, где находится дом, произошло несколько процессов над ведьмами. Боюсь, что если мы начнем рассуждать на тему, что в стародавние времена являлось причиной – если таковая вообще имелась – всеобщего страха перед ведьмами, то на это уйдет слишком много времени. Действительно ли обвиняемые в подобном преступлении верили в то, что они обладают сверхъестественной силой, ну, а если сила была ни при чем, вправду ли они только тем и занимались, что гадили своим соседям, а может быть, все их признания были вырваны силой – вот те загадки, которые, как я полагаю, еще не разрешены. И настоящая история ставит меня в тупик, так как считать ее просто выдумкой я тоже не могу. Читайте и судите сами.

Кастрингем тоже нашел жертву для аутодафе. Ее звали миссис Матерсоул, и от обыкновенного косяка ведьм она отличалась более выгодным и влиятельным положением. Несколько уважаемых фермеров прихода даже пытались ее спасти. Они постарались дать наилучшие показания в ее пользу и сильно беспокоились, каким будет приговор.

Но свидетельство тогдашнего владельца Кастрингме-Холла сэра Мэтью Фелла оказалось роковым. Он поклялся под присягой, что трижды наблюдал из своего окна, как она в полнолуние рвала ветки «с ясеня близ моего дома». Забравшись на дерево, в одной сорочке, она обрезала веточки необыкновенно большим и кривым ножом и при этом что-то бормотала себе под нос. Каждый раз сэр Мэтью пытался поймать женщину, но она, услышав шум, тут же исчезала, и все, что он видел, спустившись в сад, это зайца, бегущего через парк к деревне.

На третью ночь он изо всех сил помчался за ним и добежал до дома миссис Матерсоул, но ему пришлось четверть часа барабанить в дверь, пока она не вышла – крайне раздраженная и совсем сонная, словно только что проснулась. И он никак не мог объяснить ей причину своего визита.

Главным образом, благодаря именно этому свидетельству – несмотря на поразительную и необычную доброту остальных местных жителей, – миссис Матерсоул была признана виновной и приговорена к смерти. Через неделю после суда она и еще пятеро или шестеро несчастных были повешены в Бери Сент Эдмунд.

Сэр Мэтью Фелл, в то время помощник шерифа, присутствовал при казни. Влажным, дождливым мартовским утром со стороны Северных ворот вверх по неровному травянистому склону холма туда, где стояли виселицы, поднималась телега. Другие приговоренные казались безучастными либо разбитыми горем, миссис же Матерсоул и в смертный час не изменила своему характеру. Ее «отвратительная ярость», как излагал происходящее тогдашний репортер, «так подействовала на присутствующих – в том числе и на палача, – что все они без исключения утверждали, что она – дьявол во плоти. Тем не менее она не стала оказывать сопротивление представителям закона, но посмотрела на них с таким зловещим лицом, что – как один из них впоследствии заверял меня – воспоминание о ней терзало его голову шесть месяцев».

Однако она произнесла, как сообщил корреспондент, казалось, ничего не значащие слова: «Будут еще гости в усадьбе!» Эту фразу она повторила несколько раз, словно на что-то намекая.