Комната с белыми стенами

– Я взяла ее в руки. Он этого, похоже, даже не заметил. Я спросила: «Что это?» В ответ он только рявкнул.

– Рявкнул? – Нет, это какое-то издевательство. Неужели нельзя употреблять более нейтральные слова?

– Лори рявкает постоянно, когда знает, что ответ необходим, но он не слышал, о чем вы его спросили. Это срабатывает в отношении многих, но от меня не так легко отделаться. Я помахала карточкой у него перед носом и повторила свой вопрос. Лори, что вполне в его духе, поморгал, как крот, вылезший из норы на белый свет, и сказал: «Что это за хреновина? Это ты мне ее прислала? Что означают эти цифры?» Я ответила ему, что понятия не имею. Тогда он выхватил карточку у меня из рук, разорвал на клочки и бросил на пол. После чего вернулся к своей работе.

– Вы видели, как он ее разорвал?

– Да. По меньшей мере на восемь частей, которые я подобрала с пола и бросила в мусорную корзину. Не знаю, зачем я это сделала. Лори даже не заметил этого и не поблагодарил меня. Когда же я, наконец, собралась с духом и попросила у него разрешения уйти пораньше, он сказал: «Нет, нельзя, черт побери». Знай я, что эти цифры так важны, я бы… – Тэмсин не договорила, как будто досадуя на саму себя. – Мне смутно помнится, будто первой цифрой была двойка, но утверждать не берусь. Я вообще не стала брать это дело в голову, пока ко мне на следующий вечер не заявилась Флисс, буквально захлебываясь от волнения. По ее словам, она получила такую же карточку. После чего завела разговор о каком-то загадочном преследователе, который, возможно, хочет, а может, и нет, убить ее.

– Мистер Натрасс не говорил о том, куда пришла открытка – к нему домой или на работу?

– Нет, не сказал, но я предполагаю, что она пришла на работу. Вряд ли он стал бы приносить ее из дома на работу. Похоже, она его нисколько не заинтересовала. Карточка и карточка, какое ему до нее дело…

– Вы в этом уверены? – уточнил Селлерс. – Он мог разозлиться и потому разорвал ее на клочки.

– Если и разозлился, то лишь потому, что потратил время на ерунду, только и всего. Честное слово, я ведь знаю Лори. Поэтому и не удивилась, когда Флисс рассказала мне, что он даже не заикнулся про то, что получил такую же карточку, когда она показала ему свою. Лори не тратит слов на то, что он считает для себя не важным.

И все же, подумал Селлерс, странно, что Натрасс не сообщил Флисс Бенсон о карточке. Для него было бы самым естественным делом сказать: «Странно – пару-тройку недель назад кто-то прислал мне точно такую же карточку». Зачем молчать, если только не он сам послал Бенсон эти самые шестнадцать цифр, вторую карточку, после того как порвал первую, чтобы сбить с толку Тэмсин, направив ее по ложному следу?

По какому следу, придурок? Второго сентября Хелен Ярдли была еще жива. Натрасс не мог быть ее убийцей, у него есть алиби, да и не похож он на того типа, который напал на Сару Джаггард.

У всех, черт возьми, есть алиби. Джудит Даффи, хотя по-прежнему отказывается общаться с полицией, оставила голосовое сообщение Сэму Комботекре, подробно рассказав о том, где была в понедельник. Утро она провела со своими адвокатами, а днем пообедала в ресторане вместе с Рейчел Хайнс. Селлерс еще не успел это проверить, но, похоже, в проверке не было необходимости – три официанта подтвердили, что обе женщины пришли в ресторан в час дня и ушли оттуда лишь в пять вечера.

Обе дочери Даффи и их мужья – Имоджен и Спенсер, Антония и Джордж – отдыхали на Мальдивах. Они уехали из Англии до того, как на Сару Джаггард с ножом напал неизвестный тип, и вернулись в среду, два дня спустя после убийства Хелен Ярдли. Селлерс вчера допросил всех четверых. Разговор этот порядком подгадил ему настроение – по крайней мере, начисто отбил аппетит. Как правило, он старался не принимать работу слишком близко к сердцу, но, черт побери, в этот раз ему было противно выслушивать их заявления, что им-де наплевать, увидят они снова Джудит Даффи или нет.

– У нее нет сердца, – заявила Имоджен. – Она разрушила жизнь невиновных женщин, и все ради собственной карьеры. Пасть ниже этого просто невозможно.

Антония была не столь категорична в суждениях.

– Я больше не смогу относиться к маме по-прежнему, – сказала она. – Я так сердита на нее, что в данный момент не желаю даже говорить с ней. Может, когда-нибудь позже…

Оба зятя недвусмысленно дали понять, что стесняются тещи. Один даже договорился до того, что, знай он, что произойдет, он бы дважды подумал, стоит ли ему жениться на ее дочери.

– Мои дети постоянно спрашивают меня, почему их одноклассники смеются над ними и говорят, что про их бабушку пишут во всех газетах, – сердито заявил он. – Им всего восемь и шесть, и они ничего не понимают. Что я должен им отвечать?