Комната с белыми стенами

Понедельник, 12 октября 2009 года

У них был психолог. А также семь детективов из 17-й следственной бригады Лондона, и, похоже, никто из них не был в восторге от того, что их перебросили в Спиллинг. В их присутствии Саймон чувствовал себя не в своей тарелке – до этого ему доводилось иметь дело лишь с детективами из городского управления полиции. И хотя было это год назад, неприятный осадок остался и по сей день.

Психолог – Тина Рамсден, бакалавр, магистр и доктор естественных наук плюс еще куча разных букв, едва ли не весь алфавит[15], – была невысокой, мускулистой и загорелой блондинкой с волосами до плеч. Саймону она напомнила профессиональную теннисистку. Психолог была вся какая-то нервная, а ее улыбка – почти виноватая. Неужели сейчас она скажет, что понятия не имеет, чьих это рук дело? В отличие от нее Саймон имел кое-какие соображения на этот счет.

– Я всегда предваряю профиль преступника предупреждением, что легких ответов не будет, – начала Рамсден. – В данном случае я должна особо подчеркнуть это… – Она повернулась к Прусту. Тот, как неприкаянный, стоял, прислонившись спиной к закрытой двери битком набитой комнаты, и производил впечатление одного из персонажей сказки про трех медведей. Кто занял мое место? – Хочу заранее извиниться за то, что я не уверена, какую помощь смогу вам оказать в поимке преступника. Я бы не хотела ограничивать себя какой-то конкретной возрастной группой, цветом кожи, семейным положением, уровнем образования, профессией…

– Давайте я сделаю это вместо вас, – предложил Пруст. – Лысого видели два свидетеля – Сара Джаггард и наш собственный сержант Зейлер. Мы знаем, что ему лет тридцать – сорок пять, он белый и бритоголовый. Мы также знаем, что у него сильный акцент кокни. Правда, мы пока не пришли к единому мнению относительно формы его лица…

– Я отбросила показания обоих свидетелей, – заявила Рамсден. – Профиль бесполезен, если основан на имеющихся внешних данных. Я смотрю лишь на преступление – и ничего больше.

– Разве это не может быть сорокалетний белый лондонский скинхед? – не унимался Пруст.

– Я уже высказалась по поводу таких вещей, как возраст, цвет кожи, образование, семейное положения. Это все внешние факторы, которыми я не хотела бы себя ограничивать, – возразила Рамсден. – Что касается его характера, то он, скорее всего, одиночка, хотя внешне может производить впечатление человека общительного.

– Доктор Рамсден, вряд ли нам способны помочь слова о том, что это может быть кто угодно, – произнес Снеговик. – После того как фоторобот нашего лысого красавчика осквернил собой страницы воскресных газет, нам предложили более трехсот имен, плюс к ним в придачу сотню, если не больше, безумных теорий, что могут значить эти шестнадцать цифр, причем одна фантастичнее другой.

– Вы хотите знать, что я могу сказать вам про этого человека? Более всего меня заинтересовали карточки, которые он рассылает и оставляет на месте преступления. Шестнадцать цифр, всегда одних и тех же, и в том же порядке, по четыре в четыре ряда. – Рамсден повернулась и указала на доску у себя за спиной. – Если мы посмотрим на те, которые были взяты с тел Хелен Ярдли и Джудит Даффи, а также ту, что Сара Джаггард нашла у себя в кармане после того, как на нее напали, то можно сделать вывод, что наш преступник – человек аккуратный и последовательный. Возьмем, к примеру, четверку – она везде написана совершенно одинаково. То же самое можно сказать и про семерку, и про другие цифры. Кстати, расстояния между ними тоже всегда одинаковые, как будто нарочно измерены линейкой. Аккуратные колонки и ряды свидетельствуют о том, что он ценит порядок и организованность. Он ненавидит делать что-либо сгоряча. Эти карточки – предмет его гордости. Не случайно он использует для них толстую, качественную, дорогую бумагу. К несчастью для вас, такую можно приобрести где угодно.

Из зала донеслись сдавленные стоны тех, кто потратил не один день, чтобы установить, где, собственно, ее можно приобрести.

– Такая зацикленность на порядке может означать военного, – предположил Крис Гиббс. – Тем более если учесть, что он убивает своих жертв табельным пистолетом американской армии.

– Да, это может быть военный, – согласилась Рамсден. – Но это также может означать тюрьму, интернат, любое заведение подобного рода… Или же мы имеем дело с тем, кто вырос в проблемной, хаотичной семье и в знак протеста воспитал в себе почти патологическую любовь к порядку. Такое бывает часто – спальня ребенка поражает чистотой, в ней каждая вещь знает свое место, но за ее дверью царит бедлам: летает посуда, родители орут друг на друга… Но, как я уже сказала, я не хочу принимать во внимание внешние вещи, потому что не уверена в них. Единственное, на чем хотелось бы пока сосредоточить внимание, – это на его характере.

– Вы говорите, что он предельно собран, – выкрикнул Саймон с заднего ряда. – Предположим, у него есть семья и друзья. Разве они не заметили бы в нем эту черту? Порой внутреннее перетекает во внешнее.

– Ага! Спасибо, детектив…

– Уотерхаус.