Комната кукол

Мне хотелось укрыться, запереться там, где я смогу побыть в одиночестве, где никто меня не найдет, и единственным таким местом была Комната кукол. Медальон все еще холодил мне ладонь — я не хотела выпускать его, мне казалось, что он рассыплется в прах точно так же, как его содержимое. Вытерев слезы, я увидела, что серебристая пыль перемазала мне и руки, и лицо, налипла на ресницах. От этого мне стало еще обиднее. Всю свою жизнь я была девочкой из сиротского приюта. У меня никого не было. Но в этот момент мне казалось, что умерла вся моя семья, все родственники, и мне никогда их не вернуть.

Затаив дыхание, чтобы перестать всхлипывать, я тихонько вышла из комнаты. Вниз по лестнице, через холл, к Комнате кукол… Тихо, на цыпочках… Я не хотела, чтобы Бланш меня услышала. Наверное, скоро она начнет меня искать, но я уже буду там, где ей меня не найти. В Комнате кукол я могла спрятаться. Запереться. Я по-прежнему была в нижнем белье, мое единственное чистое платье лежало на кровати Бланш, а то, в котором я приехала из приюта Св. Маргариты, пропало в первый же день после моего приезда. Может быть, миссис Арден его сожгла. И правильно сделала. Я не собиралась попадаться кому-то на глаза, так какая разница? Ключ был при мне, я носила его под чулком, а к моим чулкам Бланш не прикасалась.

Щелчок открывающегося замка был первым звуком, на котором я смогла сосредоточиться. Я позволила себе вдохнуть — совсем немного, просто чтобы снова задержать дыхание. По-настоящему поплакать я смогу, когда окажусь в Комнате кукол и запру за собой дверь. Я осторожно протиснулась внутрь, точно вор, — я всегда едва-едва приоткрывала дверь, этого было достаточно. Повернув ключ в замке, я повалилась на пол прямо там, где стояла, будто ноги больше не держали меня. Уткнувшись лбом в колени, я беззвучно разрыдалась.

Вся ложь моей жизни обрушилась на мои плечи. Сколько бы я ни говорила, что мне нет дела до родителей, происхождение оказалось для меня важнее всего на свете. Я не особо хотела узнать, кем были мои отец и мать, для меня имело значение только одно: любили ли они меня? Я верила, что они оставили мне этот медальон как знак своей любви, как память о них. И думала, что в какой-то момент пойму его истинное значение. Этот медальон точно говорил мне: «Гляди, ты не одинока, мы с тобой». Именно так я к нему и относилась. Это не я его любила, а он служил для меня символом чьей-то любви. Подтверждением того, что меня кто-то любит в этом лишенном любви мире. А теперь с этим покончено.

Не знаю, сколько я там просидела, охваченная одиночеством и горем. Я не обращала внимания на время, но постепенно, очень нескоро, заметила, что в комнате что-то не так. А главное, что я тут не одна.

Нет, я тут никого не увидела, не услышала и не учуяла, не ощутила дрожь от чьей-то тяжелой поступи. Словно заработал какой-то неведомый мне орган чувств, для которого у меня не было названия. И он подсказывал мне, что в комнате есть кто-то кроме меня. Меня бросило в холод, потом в жар. К горлу подступил страх. Войдя сюда, я не осмотрелась, и теперь не решалась поднять голову. Пока что страх неизвестного был сильнее, чем таившаяся в комнате опасность. Но в конце концов я отважилась поднять взгляд. Лучше бы я этого не делала. В комнате были куклы. Вот только это были уже не куклы.

Вначале увиденное напомнило мне образы из недавних снов, и я на мгновение засомневалась, сон это или явь. В комнату будто проник какой-то гигантский паук и опутал все куклы шелковистой паутиной. На первый взгляд они напоминали огромные коконы. Но я не спала. Это я знала точно. В этих снах у меня всегда были крылья — а сейчас я их не ощущала. И во всех этих снах я могла летать. Тем не менее меня охватило какое-то странное чувство, как бывало и во снах. Я видела коконы — но в то же время и очертания кукол. Это напомнило мне игрушку, в которой переворачивалась деревянная пластинка — на одной стороне одна картинка, на второй другая, и хотя обе настоящие, они находятся на разных сторонах. Так и куклы с этими окутанными шелковой нитью фигурами — две стороны одной картины. Я моргала и щурилась, но от этого наваждение не развеивалось, и я поняла, что все еще вижу картину не полностью. Сторон было не две. А три. И третья…

Не знаю. У меня не было слов, чтобы это описать. Оно было живым. У него были глаза — оно смотрело на меня! — но не было лица. И оно сидело в каждой кукле, в каждом коконе и с нетерпением ожидало момента, когда сможет выбраться. Нет, неверно, это не одно существо. В каждой кукле оно было своим и немного отличалось от других. Некоторые были слабыми и маленькими, другие источали силу, их огромные глубокие глаза светились. Я не могла назвать эти создания. Не люди, не звери. Жизнь, сырая, недозрелая жизнь, еще не знающая, чем ей предстоит стать, жизнь, запертая в безобидных на первый взгляд куклах. Но куклы не сдержат эту силу навсегда, когда-нибудь она вырастет и вырвется наружу…