Комната кукол

— Значит, тебе придется следить за тем, чтобы не испачкаться, — холодно ответила миссис Арден. — Если бы миледи хотела, чтобы ты носила передник, она бы тебе его дала. Миледи очень хорошо относится к вам, девочкам. Вы ни в чем не испытываете недостатка. Подумай об этом.

Да уж, с этой женщиной шутки плохи. Вайолет могла бы гордиться тем, как верна ей экономка. Знала ли она, как ворчит из-за хозяев кухарка? Но я не ябеда и не стала бы лезть не в свое дело. Поэтому я сделала вид, что смутилась. Видимо, понадобится еще какое-то время, прежде чем я разберусь, как тут все устроено.

Плотно сжав губы, я кивнула:

— Прошу прощения. Я не хотела показаться вам невоспитанной.

Голод и разочарование сводили меня с ума, но я не собиралась доставлять удовольствие экономке, а особенно — кухарке, и плакать, хотя сейчас, в этой кухне, мне очень хотелось разрыдаться — от злости, конечно. Мне удалось попрощаться и с невозмутимым видом выйти из кухни, но едва я дошла до лестницы, как поняла, что уже не могу сдерживаться. Обычно я не реву. Я гордая, упрямая и уж точно не плакса. Но в этот день меня заперли в комнате, надо мной посмеялись, смотрели на меня сверху вниз, и ко всему я еще ничего не ела… Наверное, в этом все дело, в голоде. Слезы градом катились у меня по лицу, и только благодаря последним крохам самообладания я не начала громко всхлипывать. Вообще, если уж плакать, то только тихо — этому быстро учишься в приюте Св. Маргариты. Начнешь громко рыдать — и другие девочки сожрут тебя живьем. Но в таком заплаканном виде я не хотела подниматься на этаж, где жили хозяева. Страшно представить, что будет, если Руфус или Вайолет увидят меня с залитым слезами лицом — в этот момент ничего хуже быть не могло. Итак, я забилась под лестницу, надеясь, что меня там никто не найдет, пока я не успокоюсь и не возьму себя в руки. Но я совсем позабыла о том, кто живет в Холлихоке под лестницей.

Конечно же, вскоре явился Алан — и застал меня там. Мы почему-то постоянно сталкивались именно в тот момент, когда один из нас был не в состоянии разговаривать! Может, он сделал это в отместку за то, что я испугала его этой ночью? Нет, я так не думаю. Алан был первым, кто повел себя вежливо и доброжелательно, и об этом я не забуду.

Он опустил руку мне на плечо, и снова меня охватила дрожь от тепла его ладони и ощущения его силы — с девочками обычно все было иначе. Я не решалась поднять голову, не хотела, чтобы он увидел мои слезы, увидел, как я покраснела.

— Слушай, тебе не надо плакать! — Он говорил с едва уловимым акцентом, произносил буквы чуть мягче, чем парни в Лондоне, например один мальчишка, который чистил у нас камин, и второй, который разносил в нашем квартале молоко.

— Нет, — упрямо ответила я, — именно это мне сейчас и нужно. Я так решила. Точно.

Я говорила с таким возмущением, что чуть не рассмеялась от звучания своего голоса.

Алан присел рядом со мной на корточки, и рука, только что касавшаяся моего плеча, вдруг легла мне на колено. Это казалось чем-то само собой разумеющимся, будто ему даже не нужно было спрашивать, можно прикасаться ко мне или нет.

— Что случилось? — тихо спросил он.

Я сглотнула, чтобы не разрыдаться в голос, — ни за что себе не простила бы, если бы начала реветь прямо при Алане.

— Все случилось. Мистер Трент…

В этот момент мне пришло в голову, что Алана не касается, запер меня мистер Трент в библиотеке или нет и поступил ли он так по распоряжению Руфуса.

— Мистер Трент нагрубил мне, и миссис Арден тоже, а потом еще и кухарка, а теперь мне еще и поужинать нечем…

— Но хозяева к тебе хорошо относятся, верно? И я не видел, чтобы ты работала в доме. Наоборот, тебе тут хорошо живется. К тому же, раз у тебя есть время сидеть здесь и плакать, жаловаться тебе не на что. — Несмотря на смысл его слов, в голосе Алана не было и следа злости. — Смотри, если уж на то пошло, то я выполняю в доме самую черную работу. У меня и кровати-то настоящей нет, и я чищу ночные горшки и все такое. И каждый считает своим долгом об меня ноги вытирать. А ты сидишь и плачешь, хотя на самом деле для этого нет никаких причин. Ну что тут скажешь…

Я шмыгнула носом.

— Если хочешь, можешь сесть рядом и тоже всплакнуть. Я же тебе плакать не запрещаю.

Даже в слезах я могла пошутить, а это что-то да значило, верно?

— Ну какой смысл плакать? Стоит лить слезы, только когда совсем плохо. Я думаю, нужно расправить плечи и сказать себе, что пусть они сегодня плюют на тебя, зато завтра ты будешь всеми командовать.

Интересно, до какой должности мог дослужиться мальчик на побегушках? Стать дворецким? Думая о старом, ворчливом и сутулом мистере Тренте, едва ли можно пожелать Алану такое будущее. Он был веселым парнем, волосы опять растрепались — или он их вообще не расчесывал? — глаза блестели, и мне нравился его взгляд.

— Значит, хочешь всеми командовать? — спросила я.

— Нет, мне это не нужно.

Я вздохнула с облегчением.

— Но я хочу, чтобы меня уважали, — добавил Алан. — Если бы меня не было, им пришлось бы самим чистить свои ночные горшки, и эта мысль дарит какое-то утешение, согласна?