Комната кукол

Ночь клонилась к утру, а я никак не могла уснуть. Я не знала, который сейчас час, но о сне и думать не могла. Когда я усну, совесть не смилостивится надо мной, и я уже боялась своих снов. Хорошо, что моя голова оставалась ясной, а тело казалось легким, меня ничуть не клонило в сон, но вина тяжким грузом легла на мои плечи. Я стала соучастницей преступления в тот самый момент, когда впервые вошла в эту комнату, и только сейчас осознала это. Я переходила от куклы к кукле, гладила их волосы, проводила кончиками пальцев по их лицам, говоря себе, что времена, когда мне можно было коснуться только одной куклы в день, остались в прошлом, ведь теперь я знала, что они такое на самом деле. Если мои ласки и не утешали их, меня эти прикосновения успокаивали.

Но я понимала, что это не поможет мне решить проблему. Нежные светлые души, мирные и добрые, не могли мне помочь. Им не грозила опасность, и их не интересовало, что случится с другими. Но злые куклы, сидевшие на верхней полке, куклы, от которых я всегда отводила взгляд, — с глаз долой, из сердца вон! — сейчас действительно нуждались во мне. Нельзя настаивать на том, что они должны жить, и при этом бояться даже приблизиться к ним. Чувствуя, как дрожат пальцы, я подошла к шкафу и протянула руки к первой попавшейся кукле. Я знала, что меня ждет, и это было самое ужасное ощущение в моей жизни, куда хуже, чем в кошмарах. Но я несла ответственность за эти души и должна была помочь им, пусть мне самой будет больно.

Я сосредоточилась на том, чтобы видеть только куклу, а не зреющую в ней душу, но от этого мне легче не стало. Маленькая красотка в багровом платье и бархатном шейном шарфике словно улыбалась мне. Ее светлые волосы накрывал чепец с рюшами. Могу поклясться, она поняла, что я сейчас возьму ее в руки. Я поднялась на цыпочки и потянулась к ее ноге…

Стиснув зубы, я медленно опустилась и попятилась к дивану, все это время так крепко сжимая куклу, что побелели костяшки. Нельзя было отпускать ее — но чтобы удержать эту душу, потребовалась вся моя сила воли. Нет, так неправильно. Нужно держать ее, как настоящую куклу, а не как поднос с чаем. Мое сердце билось все чаще. Не глядя на куклу, я поднесла ее к себе и прижала к груди. Ярость. Беспомощность. Боль. Страх. Одиночество. Все самое худшее в жизни, все, что делает наш мир страшным местом, словно хлынуло в мою душу. То, что я чувствовала раньше, когда лишь на мгновение касалась этих кукол, было жалким подобием моих теперешних ощущений.

Я всхлипнула, но тут у меня перехватило дыхание, и я больше не могла произнести ни звука. Из мира ушли все краски. Мир был ужасным, холодным местом, но не сам по себе, а из-за существ, населявших его. Злых. Жестоких. Темных. Голова у меня раскалывалась. Глаза горели. А кукла в моих руках будто торжествовала, говоря: «Ну вот видишь, я же тебя предупреждала!»

Я зажмурилась, пытаясь представить все, что мне так нравилось в нашем мире: бабочек, ежевику, колокольный звон, теплые носки… Я была больше этой куклы, сильнее, опытнее, я не могла позволить ей предписывать мне, каким видеть мир. Я знала это лучше ее. Я знала, что в мире есть не только зло, но и добро, и я не позволю ей меня запугать.

— Леденцы, — хрипло прошептала я, радуясь, что вообще смогла заговорить. — Соловьи. Пудинг.

Это немного помогло. Я вновь начала различать цвета, примешивавшиеся к серому. Но почему я говорю только о вещах? Разве вещи делают наш мир прекрасным?

— Любовь. — Это слово затрепетало в воздухе, как лепесток розы. — Дружба. Счастье.

Постепенно мое дыхание выровнялось, боль в сердце отступила, свинцовая тяжесть в руках прошла.

Как мать баюкает своего ребенка, я принялась расхаживать по комнате, тихо напевая и укачивая куклу, — в приюте мне часто приходилось петь колыбельные самым маленьким.

— Все хорошо, — прошептала я. Теперь, когда я успокоилась, мне нужно было утешить душу в своих руках. — Ты не одна. Я с тобой. Я тебя не брошу. Мир вовсе не такой страшный, как ты думаешь.

Может быть, у меня был шанс исцелить ее. Я не знала, что эта душа пережила, когда еще оставалась в теле, но я понимала, что произошло что-то ужасное, куда хуже, чем я могла себе представить. Никто никогда не был добр к ней. Феи отказались от нее как от черной злой души, которой они не могли воспользоваться, им нужен был только ее шелк, но что они понимали в душах? У фей души не было, они не знали, каково это. Я верила, что ни один человек не рождается злым. Злым можно стать, если так на тебя повлияет жизнь, но я была уверена, что это можно изменить. По своей сути, души были детьми — из них могло получиться все, что угодно. Нужно просто хорошо с ними обращаться.

Я пела кукле, разговаривала с ней. Я рассказала ей о цирке, о танцах на канате, об огромных слонах, о том, что я фея, которая о ней позаботится. Не бросит ее одну. Поможет ей. Но мои ощущения от прикосновения к этой кукле не менялись.