Комната из листьев

Полковничьи гранты позволили хозяйству Элизабет-Фарм увеличить свои владения до предела: дальнейшему расширению препятствовали угодья, принадлежавшие другим людям, либо водные преграды. Что, в принципе, лишь подхлестнуло амбиции мистера Макартура. Примерно в тридцати милях от фермы находился чудесный участок, лучше которого здесь еще никто не видел. Его облюбовали коровы, сбежавшие в первые недели основания колонии. Мистер Макартур, в рамках своих полномочий инспектора, объехал его, заметил скот, оценил великолепие уникальной природной местности и решил, что Коровье Пастбище, как нарекли эти земли, должно принадлежать ему.

Его не отпугнуло, что участок находится далеко от поселений и его будет трудно защитить от нападений и разграблений. Было и другое, более существенное, препятствие: по распоряжению первого губернатора эти угодья были отданы в вечное владение Короны и не могли быть пожалованы частным лицам. Для мистера Макартура это было не столько препятствие, сколько стимул, повод проявить свою изобретательность. Как генерал, выстраивающий в боевой порядок свою армию, он приготовился вести игру «вдолгую».

Первый шаг – приумножить поголовье своего скота, причем сойдут любые сельскохозяйственные животные, ибо их единственная функция – обеспечить своего хозяина убедительным доводом в пользу того, что новые земельные площади ему просто необходимы.

В следующий раз мистер Макартур прикупил еще шесть овец – четырех самок и двух баранов. Все они были костлявые, с обвислыми плечами и практически без груди, ребра впалые, но, даже грязные, замызганные после долгой перевозки на корабле, шерсть все имели более мягкую и тонкую, чем овцы ирландской породы.

– Так называемые мериносы, – сообщил мистер Макартур. – Уотерхаус купил их на Мысе[22]. Ему наплели, что это чистейшие испанские мериносы. За красивую сказку он выложил красивые деньги. Может, их предки когда-то и были испанцами, но с тех пор в них кучу всего намешали. Я сказал ему, что они такие же испанцы, как я голландец!

Вспомнив свою остроту, он довольно рассмеялся.

Дедушка упоминал о легендарных испанских мериносах, овцах ценнейшей породы, со столь качественной шерстью, что испанцы никому их не продавали. Я была рада, что дедушки здесь нет и он не видит живое воплощение легенды.

Зачем мистер Макартур купил этих замухрышек? Ну, здесь все просто: чтобы досадить новому священнику, мистеру Марсдену, возомнившему себя фермером.

– Я всех хотел купить, – рассказывал мой муж. – Но Уотерхаус уже ударил по рукам с Марсденом. Я не отставал от него, однако этот упрямец продал мне только половину.

Мистер Макартур смотрел, как овцы с блеянием бродят по кругу.

– Одна радость, что пастору насолил. Видели бы вы его приунывшую рожу. Не у него одного в Новом Южном Уэльсе есть мериносы испанской породы! Этот кретин лелеет мечту производить тонкорунную шерсть. Представляете?!

И все равно, я видела, он сожалеет о своей покупке.

– Будем держать их отдельно, – распорядился мистер Макартур. – Чтобы сохранить чистоту породы.

Он так говорил, словно у него было не шесть испанских мериносов, а целое стадо – голов сто.

– Будем сохранять чистоту их нечистоты, – скаламбурил мой муж и расхохотался. – Чтобы я мог выдать их за чистокровных испанцев тому, кто в следующий раз пожелает приобрести настоящих мериносов.

Ханнафорда новые овцы не вдохновляли. Мне он сказал, что испанские мериносы, по слухам, медленно размножаются и не заботятся о своих ягнятах. Сомневался он и относительно сохранения чистоты породы. Шесть овец, спаривающихся только между собой, образуют хилое стадо. Однако он строго выполнял указания мистера Макартура и, задействовав массу работников, огородил забором пастбище, на котором паслись печальные испанцы.

Какая радость – снова возиться с овцами

Испанские мериносы объягнились. Мистер Макартур был разочарован: от четырех овец всего три ягненка.

Ханнафорд находился в загоне с одной из матерей. Пытался, я видела, убедить ее, чтобы она стояла смирно и покормила малыша. Мать не смотрела на свое дитя, и, стоило ягненку к ней приблизиться, она поспешно бросалась в сторону, шарахалась от него, как от чужого. Бедняжка оставался ни с чем. Мы смотрели, как он на тоненьких ножках гоняется за матерью: спотыкается, падает, снова ковыляет.

– Миссис Макартур, я подержу ее, а вы, пожалуйста, поднесите к ней ягненка, – попросил Ханнафорд, хватая овцу.

Ягненок у меня на руках – словно пушинка. Обаятельный малыш с гладкой мягкой шерсткой, как детская игрушка. Его нужно было срочно покормить. Я опустилась на корточки возле матери, погладила ее по морде, поднесла к ней ягненка, и она наконец утихомирилась. Стояла спокойно довольно долго, давая малышу пососать вымя. Как же мне было радостно, что я снова вожусь с овцами, вдыхаю запах шерсти, вспоминая все, чему учил меня дедушка.

– Прямо сердце разрывается, – произнес Ханнафорд.

На каком-то этапе становления породы кровь, отвечающая за материнский инстинкт, и кровь, отвечающая за хорошую шерсть, разделились. Вот лестерские овцы – совсем другое дело.