Комната 15

Натянув латексные перчатки, я достаю тетрадку и начинаю листать ее назад от той роковой последней даты. Мне нужно понять, почему в день своей смерти Эми написала букву «Р». Встреча? Крик о помощи? Или речь идет вовсе не обо мне? Дневник у Эми Мэттьюс не ахти. В записях есть что-то детское, словно ей сказали вести дневник, когда она была маленькой, и Эми по-прежнему прилежно делала это, неделя за неделей. Иногда выписывала строчку из календаря или стихотворение, на которое наткнулась в журнале – что-нибудь про любовь или мир, – или делала заметки о понравившихся ей клубах.

Так, на одной странице в середине января Эми написала:

Мы те, кем себя считаем. Мы можем сделать то, на что считаем себя способными.

Сдать книги в библиотеку. Дежурство в вечернюю смену.

Перечитать «Секрет». Мы не должны мириться с этой грязью.

Диджей ставил классный рэп.

Немецкий поэт Гете: «О чем мечтаешь ты – начни! Прекрасна храбрость».

Точно – начать.

Что она собиралась начать? В чем хотела быть храброй? Все эти невинные записи ничего не раскрывают. Вероятно, я знаю о личной жизни Эми Мэттьюс больше кого бы то ни было – но не знаю о ней практически ничего. Это вызывает отчаяние. Вот живая женщина поделилась своими самыми сокровенными мыслями, однако из ее записей я абсолютно не могу понять, какой она была. Я открываю дневник в самом начале и теперь, снова перечитывая, уже в хронологическом порядке, замечаю перемену, произошедшую около двух недель назад. Записи становятся короче. Вдохновляющих цитат больше нет – лишь напоминания о дежурстве в больнице, написанные торопливыми каракулями. Ведущие к последней странице и загадочной «Р».

Что произошло две недели назад? Тина сказала, что вчера вечером Эми была чем-то возбуждена. «Все или сложится замечательно, или кончится полной задницей». Что кончилось полной задницей?

Я гляжу в окно, затем возвращаюсь за стол и пытаюсь сосредоточиться. Подперев голову руками, опять закрываю глаза.

* * *

Должно быть, я продержал их закрытыми дольше, чем думал, потому что, когда я их открываю, на полу лежит просунутая под дверь записка. Я поднимаю ее – в ней говорится, что детектив-инспектор Уинстэнли направляется сюда, чтобы поговорить со мной.

На моем рабочем «Блэкберри» также два сообщения от Уинстэнли. Первое гласит: «Какого хрена вы делали на месте преступления? Это дело веду я!» Во втором она извещает, что будет здесь в 9.55.

Сейчас 9.50.

Мне нужно двигаться. Из моего кабинета можно пойти в две стороны. Одна – это та, откуда появится Уинстэнли. Я решаю пойти в другую.

Надеваю куртку и обвожу взглядом кабинет. И застываю.

Тихо, практически незаметно дверная ручка поворачивается.

Глава 22

Я жду не шелохнувшись. Это не Уинстэнли. Она бы постучала. Ручка снова движется, и дверь бесшумно надвигается на подпирающий ее стул, словно кто-то хочет неслышно войти в кабинет.

Я хватаю окровавленную бейсбольную биту, рывком убираю стул и распахиваю дверь настежь.

Бекс отскакивает назад, испуганно вскидывая к лицу руки.

– Шеф, вы ведь не ударите меня еще раз?

– Черт!.. Умеешь ты войти…

Бекс, похоже, рад видеть меня, но не бейсбольную биту.

– Сэр, – говорит он, внимательно следя за тем, как я убираю ее на место, – есть один кабинет, которым я изредка пользуюсь, в дальнем конце участка; в выходные там никогда никого не бывает. Я время от времени занимаюсь там разными вещами, когда не хочу, чтобы мне мешали. Я поговорил с О’Ши и предложил использовать этот кабинет как временный штаб.

– Надеюсь, ты не говорил ему, почему мы хотим уединиться?

– Нет. Я сказал, что вы держитесь подальше от Уинстэнли, чтобы у нас не отобрали это дело. О’Ши, возможно, немножко поскулит, но он предан нашему району. Я ему доверяю.

А я доверяю О’Ши? На самом деле его не было на дежурстве в то время, когда на меня напали. Бекс счастливо сияет, когда я говорю ему, что он отлично поработал. Снова заворачиваю дневник Эми Мэттьюс в пакет и запираю его в ящик стола. Бекс видит все это, но ничего не говорит. Это преданность или же он откладывает информацию на будущее?

Не в силах бежать от тревожных мыслей, движущихся по кругу, я послушно следую за Бексом по лабиринту коридоров в кабинет в самом дальнем конце, пыльный и пустой, если не считать О’Ши и двух констеблей, приглашенных Бексом. Опять у меня в груди клубок: мы уже работали вместе в прошлом? У нас есть общие воспоминания? Ссылки на которые можно от меня ждать?

К моему облегчению, Бекс представляет меня, словно мы встречаемся впервые. Хелен Бэннон и Чарли Тоут. Бэннон невысокого роста, стеснительная. Она с жаром пожимает мне руку и говорит:

– Сэр, я столько наслышана о вас!

Тоута же я помню еще до «забвения». Он высокий, несколько сутулый, доскональный. Улыбнувшись, просто говорит:

– Здравствуйте, сэр.