Комната

Мне еще дали фотоаппарат, но он не такой навороченный, с одним большим кругом, как у отчима, а спрятанный в глазу бабушкиного мобильника. Если телефон зазвонит, я должен не отвечать, а позвать бабушку. Я сделал пока только десять снимков: первый — своих мягких туфель, второй — окна на потолке спортзала, третий — темноты в подвале (только он почему-то получился слишком ярким), четвертый — своей ладони с линиями на ней, пятый — дырки в полу у холодильника, которая, как я надеюсь, окажется мышиной норой, шестой — своего колена, обтянутого тканью штанов, седьмой — ковра в гостиной с близкого расстояния, восьмой — Доры, когда ее показывали сегодня утром по телевизору, но этот снимок почему-то оказался смазанным, девятый — отчима без улыбки, десятый — чайки, пролетевшей за окном, но только эта чайка на снимок не попала. Я собирался снять еще свое отражение в зеркале, но решил, что после этого меня станут считать папарацци.

— На фотографиях он похож на ангелочка, — говорит одна из дам. Неужели она видела мои десять снимков? Но я совсем не похож на ангела — они все очень большие и с крыльями.

— Ты имеешь в виду тот крупнозернистый снимок, который был сделан у полицейского участка? — спрашивает бабушка.

— Нет, тот крупный план, который был снят во время интервью с…

— Моей дочерью. Но где ты видела крупный план Джека? — в ярости спрашивает бабушка.

— Но, милая, эти снимки попали в Интернет, — отвечает другой голос.

И тут вдруг они начинают говорить одновременно.

— В современном мире ничего нельзя скрыть.

— Наш мир теперь — это большая деревня.

— Это ужасно.

— В выпусках новостей показывают такие ужасы, что мне иногда хочется закрыть шторы и не вылезать из постели.

— А я все никак не могу поверить в то, что случилось с твоей дочерью, — произносит низкий голос. — Помню, семь лет назад я спросила у своего Билла, как такое могло случиться с девушкой, которую мы все хорошо знали?

— Мы ведь были уверены, что она умерла. Конечно, никто не собирался говорить…

— А ты все это время верила, что она жива.

— Кто бы мог себе представить?

— Кому-нибудь налить еще чаю? — раздается голос бабушки.

— Ну, я не знаю. Однажды я провела целую неделю в одном шотландском монастыре, — произносит другой голос, — так там было очень тихо и спокойно.

Я съел все пирожные, кроме кокосового. Я ставлю тарелку на ступеньку, поднимаюсь в спальню и изучаю свои сокровища. Я кладу в рот мамин зуб и начинаю его сосать, но он больше не имеет вкуса моей Ма.

Бабушка находит в подвале большую коробку с Лего, которая принадлежала Полу и Ма.

— Что бы ты хотел сделать? — спрашивает она меня. — Дом? Небоскреб? А может быть, город?

— Умерь свою прыть, — говорит ей отчим, отрываясь от газеты.

Передо мной целая россыпь маленьких кусочков всех цветов, они похожи на суп.

— Хорошо, — говорит бабушка, — делай что хочешь. А я пойду гладить.

Я смотрю на кусочки «Лего», но не трогаю их: а вдруг они сломаются? Минуту спустя отчим кладет свою газету.

— Давненько я этим не занимался. — Он берет кусочки и соединяет их.

— А почему ты…

— Хороший вопрос, Джек.

— Ты играл в «Лего» со своими детьми?

— У меня нет детей.

— Как так вышло?

Отчим пожимает плечами:

— Как-то не сложилось.

Я наблюдаю за его руками — они легкие, но умные.

— А есть ли слово, обозначающее взрослых, которые не имеют детей?

Отчим смеется.

— То есть людей, которые занимаются другими делами?

— Какими, например?

— Ну, работой, я думаю. Друзьями. Путешествиями. Хобби.

— А что такое хобби?

— Разные способы проводить выходные. Я, например, собирал старые монеты со всего мира. Они хранились у меня в бархатных коробочках.

— Почему?

— Ну, с ними гораздо проще, чем с детьми, никаких вонючих пеленок.

Услышав это, я смеюсь. Он протягивает мне кусочки «Лего», которые каким-то непонятным образом превратились в машинку. У нее есть раз, два, три, четыре колеса, которые крутятся, крыша, водитель и все, что нужно.

— Как ты это сделал?

— По кусочку зараз. Возьми один, — говорит он.

— Какой?

— Какой хочешь.

Я беру большой красный квадрат. Отчим протягивает мне маленький кусочек с колесом.

— Прикрепи это к нему.

Я соединяю кусочки таким образом, чтобы выступ располагался над углублением, и с силой нажимаю. Отчим протягивает мне еще один кусочек с колесом, и я прикрепляю его к своему квадрату.

— Отличный получился велосипед! Врррууум!

Он произносит это так громко, что я роняю велосипед на пол, и одно колесо отваливается.

— Ой, извини.

— Не надо извиняться. Давай я тебе кое-что покажу. — Он ставит свою машинку на пол и наступает на нее. Крак! Она рассыпается на кусочки. — Видишь? — спрашивает отчим. — Но проблемо. Можешь начинать все сначала.

Бабушка говорит, что от меня плохо пахнет.

— Я всегда мою тело кусочком ткани, — объясняю я ей.

— Да, но грязь прячется в складках кожи. Так что я наполню ванну, а ты залезешь в нее и помоешься.

Она наливает полную ванну горячей воды и насыпает в нее порошок, который образует на дне сверкающие кучки. Зеленого дна почти не видно, но я знаю, что оно никуда не делось.