Комментарии к пройденному (журнальный вариант)

В самом конце восьмидесятых было уже совершенно очевидно, что попытка реставрации должна воспоследовать с неизбежностью: странно было бы даже представить себе, что советские вседержители -- партийная верхушка, верхушка армии и ВПК, наши доблестные "органы", наконец, -- отдадут власть совсем уж без боя. Гораздо труднее было представить себе ту конкретную форму, в которую выльется эта попытка повернуть вспять, и уже совсем невозможно было вообразить, что эта попытка окажется такой (слава Богу!) дряблой, бездарной и бессильной. Дракон власти представлялся нам тогда хромым, косым, вялым, ожиревшим, но тем не менее все еще неодолимым.

Другой вопрос казался нам гораздо менее тривиальным, когда мы писали свою пьесу: а нужно ли ИМ совершать путч вообще -- двигать танки, вводить войска, сгонять арестованных на стадионы по методике генерала Пиночета? Может быть, вполне достаточно только припугнуть нас хорошенько, и все мы тут же послушно (с отвращением к себе и к своей судьбе, бормоча проклятия в адрес поганой власти, но послушно и безотказно, как всегда) встанем по стойке смирно?

В реальности оказалось намешано всего понемножку -- и беззаветного бунта, и покорности, и равнодушия, и радостной готовности подчиниться, но одно АБС угадали точно: отношение к происходившему молодежи. Молодежь с удивительным единодушием сказала перевороту либо "нет", либо, в крайнем случае, "плевать!" И это было лучшим доказательством тому, что Старый мир прекратил существование свое в прежнем, привычном обличье. Новое поколение, ничего не зная о Новом мире, без колебаний отвергло Старый. Как это, впрочем, обычно и происходит с каждым новым поколением, только далеко не каждому поколению выпадает оказаться на взлете своем именно в эпоху перемен.

Мы закончили пьесу в начале апреля 1990 года, и уже в сентябрьском номере "Невы" она была опубликована. Своеобразный рекорд, однако. Напоследок.

Надо сказать, мы совсем не планировали ее для театра, и полной для нас неожиданностью оказалось, что пошла она широко; Ленинград, Москва, Воронеж, Новосибирск... Был момент, когда она шла в доброй дюжине театров, В Киеве ее (с разрешения авторов) поставили под названием "Жиды города Киева", в Ленинграде (или уже в Петербурге?) сделали остроумную публицистическую телепередачу, когда сцены из постановки перемежались вполне документальными разговорами на улицах Питера -- наугад выбранным прохожим задавали вопрос, как бы они поступили, получивши повестку соответствующего содержания...

Было довольно много хлопот с названием. Звонили из разных театров, произносили речи об опасности антисемитизма, просили разрешения переменить название, оставить только "Невеселые беседы при свечах". Мы отказывали дружно и решительно. Название пьесы представлялось нам абсолютно точным. И дело здесь было не только в том, что название это перекидывало прочный мостик между страшным прошлым и нисколько не менее страшным виртуальным будущим. ("Жиды города Киева!" -- так начинались в оккупированном Киеве 1942 года обращения немецко-фашистского командования к местным евреям: приказ, собрав золото и драгоценности, идти на смерть). Ведь все наши герои, независимо от их национальности, были в каком-то смысле "жидами" -- внутри своего времени, внутри своего социума, внутри собственного народа -- в том же смысле, в каком писала некогда Марина Цветаева:

...Жизнь -- это место, где жить нельзя:

Еврейский квартал...

Так не достойнее ль во сто крат

Стать Вечным Жидом ?

Ибо для каждого, кто не гад,

Еврейский погром -

Жизнь...

Эти слова, написанные много лет назад, и по сей день остаются в значительной мере актуальными -- как тогда, как всегда. И, мне кажется, так же и по тем же причинам все еще остается актуальной наша пьеса.

КИНОСЦЕНАРИИ.

Некоторые из сохранившихся киносценариев представляются мне (и представлялись в свое время обоим авторам) неудачными -- например, сценарий по "Жуку в муравейнике", опубликованный в свое время в журнале "Уральский следопыт". Некоторые безвозвратно утеряны: такие, скажем, как самый первый, писанный по роману "Страна багровых туч" еще в начале 60-х, или, скажем, сценарий "Бойцовый кот возвращается в преисподнюю", который мы делали для Одесской киностудии, -- он был зарублен Госкино по стандартному обвинению в "экспорте революции" (именно из него впоследствии произросла повесть "Парень из преисподней").