Комиссаржевская

Со страхом и тайной радостью приняла Вера Федоровна предложение сыграть роль шаловливой, избалованной аристократки Бетси. Станиславский уже в те времена вносил в режиссерскую работу много нового: добивался ансамбля даже от любителей, вводил эффектные народные сцены, был очень изобретателен в режиссерских приемах, помогавших актерам ярче проявить характер персонажа. В общем уже тогда начали складываться в представлении Станиславского основные положения будущего Художественного театра.

Репетиции у Станиславского более походили на уроки сценического искусства, и, проходя свою роль под руководством такого режиссера, Вера Федоровна многое поняла и многому научилась. Станиславский работал у всех на глазах и был живым примером как артиста, так и человека. Удивляла всех его неутомимость. Казалось, он никогда не уставал ни физически, ни духовно. Его голос всегда был свеж, дыхание просторно, лицо светло и весело. Он никогда не бывал без дела, но в то же время никогда не суетился, не морщил лба от забот, не хватался за голову, не бранился. Главное же, в любой момент, на полдороге, среди дел он готов был отвечать на все вопросы, правда если касались они искусства или театра. О вещах, посторонних искусству, Станиславский почти не разговаривал. Когда вопрос касался театра, даже в самом беглом ответе его неизменно открывался глубокий и ясный смысл. Такой приверженности к театру, к искусству Вера Федоровна после своего отца не встречала еще ни у кого.

Спектакль состоялся в помещении Немецкого клуба — здание нынешнего Центрального дома работников искусств — 8 февраля 1891 года. Комиссаржевская играла под псевдонимом Коминой.

Сохранилось много воспоминаний актеров и театралов об этом спектакле. Много говорили и о Вере Федоровне в роли Бетси.

«Такой барышни бывшего дворянского круга, и именно круга семей Толстых, Давыдовых, Лопатиных — туляков и орловцев — семей, приблизившихся к разночинству, к влиянию профессорских и докторских кружков, с налетом… начинающегося декадентства — такой Бетси, как Вера Федоровна, не было на на одной из сцен, — вспоминает В. В. Лужский. — Мне потом пришлось видеть пьесу в других, не только любительских, но и профессиональных театрах Москвы и Петербурга. Ее задор, молодое любопытство, шик во вскиде лорнета к глазам и вместе с тем характерная тупость глаза от сознания своего превосходства при лорнировании трех мужиков с фразой: «Вы не охотники? Тут к Вово должны были прийти охотники», — несомненно, удовлетворили бы все сложные требования Немировича-Данченко и Станиславского… Какая и тогда была в этой актрисе загорающаяся и зажигающая окружающих сила! А сцена с Таней в начале 3-го акта, когда Бетси застает ту за протягиванием нитки и потом заставляет признаться в надувательстве всего спиритического президиума, начиная с профессора, кончая Звездинцевым — отцом Бетси. Сколько ума! Какое предвкушение краха «спиритичества», сколько мести загоралось в глазах Веры Федоровны! А взрывы смеха во время сеанса у молодежи?.. Ее глаза испускали на своих партнеров и в зрительный зал живительные лучики».

В этом спектакле участвовали В. В. Лужский, М. П. Лилина, М. А. Самарова, А. Р. Артем, Н. Г. Александров, А. А. Санин, Станиславский — впоследствии все артисты Художественного театра. Все, кроме Комиссаржевской! Станиславский восторгался не раз игрой Веры Федоровны, но ни тогда, ни позже, будучи уже руководителем Художественного театра, не решился удержать Комиссаржевскую в своих рядах. Слишком резко выделялось ее своеобразие, которого она не подчиняла, да и не могла подчинить никаким режиссерским требованиям. Станиславский, очевидно, это предугадывал.

Сценическим крестным отцом Веры Федоровны стал один из друзей Федора Петровича, великолепный актер Иван Платонович Киселевский. Он был популярен не только в Москве и Петербурге, но и в провинции. Никто лучше Киселевского не играл на сцене в те годы ролей благородных отцов и вообще джентльменов. Удивительно белые, седые волосы, некрасивое, но выразительное лицо, постоянно черный сюртук и безукоризненно завязанный галстук, обворожительный, мягкий, хотя и не громкий голос, красивые руки, завидная пластичность в каждом жесте делали его и в гостиных похожим скорее на аристократа, чем на актера.

Высочайшим образцом актера, в совершенстве владевшего пластикой своего амплуа, называл Киселевского Шаляпин.