Читаем Комиссаржевская полностью

Она улыбается, заслышав звонок, и, взглянув в зеркало, наскоро закалывает волосы, разметавшиеся по узким, как у девочки, плечам.

Но на лице мужа нет и тени усталости. Он свеж, бодр и рад улыбке жены. Он принес с собой запах вина, ресторана и табака.

— Ты работал сегодня? Ты был в мастерской?

— Да, но, знаешь ли, зашел Константин Яковлевич Крыжицкий, поехали посмотреть его картину, потом на острова, нельзя же, он получил золотую медаль… Ну и вот так весь день!

Улыбка сходит с лица Веры Федоровны. Муж бросается целовать ее, надеясь бурным взрывом страсти предотвратить столкновение, и выходит победителем в недолгой и неравной борьбе. Но чаще маленькая, миниатюрная женщина, сжавшись недоступно в углу дивана, глядя в упор на мужа, говорит:

— Для тебя искусство только развлечение… Ты готов променять мастерскую на ресторан, на охоту, на карты в любой момент… Если ту не в состоянии отдать жизнь искусству — ты не художник…

— Что ты понимаешь в искусстве? — грубо обрывает он жену. — Наводи красоту в гостиной, занимайся своими туалетами, но не читай изречений из прописей…

Иногда он возвращался из мастерской и с пятнами краски на полах пиджака и усталый. Но он никогда ни в чем не сомневался; поужинав, он просто ложился спать. Слушая сквозь сон Веру Федоровну, он соглашался, что летом на даче они будут вместе ходить на этюды, советоваться обо всем, жить иначе. Менялась петербургская квартира на пригородную дачу, дача на усадьбу в отцовском имении, усадьба на петербургскую квартиру, но все оставалось по-прежнему.

В отчаянии Вера Федоровна вызывала Надю, требуя совета, поддержки, и уже не могла жить, не имея возле себя сестры.

«Забившись на чердачок пригородной дачи, принуждая себя не слышать тяжелых столкновений между женой и мужем, я, бывало, обмирала от страха, — рассказывала впоследствии Надежда Федоровна. — Мне чудилось, что вот-вот наступит мгновение… и одному из двоих — или ему, или Вере — не станет места на земле. Только бы не упустить нужного мгновения, не дать случиться непоправимому…»

Такая жизнь не могла длиться слишком долго. Менее чем через два года непоправимое совершилось. Случилось по злой воле судьбы так, что Надежда Федоровна не только не помешала, но и явилась главной виновницей драмы.

Разрушилась не только семья Веры Федоровны, не только был потерян любимый человек. Была осквернена вера в искренность человеческих отношений, вера в дружбу, в любовь, в самое жизнь.

Вспоминая об этом непереносимом душевном горе, даже спустя многие годы Вера Федоровна не могла унять дрожи в голосе, она задыхалась от боли:

— После того он пришел ко мне снова, и клялся, и уверял, что меня любит, но я узнала, что связь продолжалась… Он же лгал, все время гадко лгал. Тогда случилось со мной что-то ужасное. Я сошла с ума и была в сумасшедшем доме целый месяц.

Да, то было острое помешательство. Мгновениями сознание возвращалось, но вместе с ним возвращалась и боль, и тоска, и отчаяние.

— Не хочу, не хочу жить! — шептали ее искусанные в беспамятстве губы.

Когда наступило просветление, больная впала в опасное состояние равнодушия и безразличия. Часами лежала она с раскрытыми, устремленными в одну точку глазами, и только блеск этих глаз выдавал в них жизнь.

— Сыграть Шопена? — спрашивала Веру Мария Николаевна.

— Все равно, как хочешь, — отвечала она.

Иногда Оля садилась в кресло возле сестры, раскрывала томик со стихами любимого Верою Пушкина. Но, едва прослушав стихотворение, Вера просила сестру:

— Не надо!

Решено было перевезти Веру Федоровну в Липецк. В то время старинный русский курорт получил большую известность благодаря открывшимся новым источникам минеральной воды.

Сопровождала Веру Федоровну ее младшая сестра. Ольгу отделяла от старших сестер стена возраста. Вера Федоровна только в Липецке настоящим образом познакомилась и подружилась с нею Оля уступала сестрам в миловидности, но была так же талантлива. Она охотно училась в гимназии, а потом работала в парижской мастерской известного скульптора Аронсона.

Сестры поселились на тихой зеленой улице. Комнатка была невелика, но зато ее окна смотрели в сад. Весной он был полон запахов цветущих деревьев, а ранней осенью золотился спелыми плодами Выглянув из окна, можно было поймать ветку и рвать яблоки. В окна часто заглядывало солнце. Прорезая лучами кружевную вязь листьев, оно веселыми зайчиками бегало по стенам и потолку.

Оля любила порядок во всем, она стала не только другом сестры, но и сиделкой. Никакие просьбы Веры не могли заставить Ольгу отказаться от распорядка дня, намеченного профессором Мушкетовым.

— Верочка, — и строго и нежно говорила Оля, — человек должен надеяться всегда только на свои силы А у тебя сейчас совсем их нет. Как дальше-то будешь жить? А жить надо, грех убивать самое себя. Ну давай вместе пить мушкетовскую воду.

И Оля первая залпом выпивала стакан воды, первая садилась за стол и с аппетитом принималась за обед.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии