Комиссаржевская

9 ноября в театре состоялось собрание труппы, на котором Комиссаржевская прочитала это письмо всем собравшимся и подтвердила, что материальные обязательства перед Мейерхольдом будут выполнены полностью. К. В. Бравич сделал доклад о работе Драматического театра за все четыре года. Особое место в докладе занимала часть о постановках Мейерхольда с разбором их недостатков. В частности, он сказал: «Театр пришёл в своих исканиях к постановке “Пелеаса и Мелизанды”. Постановка эта для нашего театра оказалась бесспорно ошибочной и показала, что путь, выбранный г. Мейерхольдом, в дальнейшем своём развитии, безусловно, приведёт наш театр к театру марионеток. Не отрицая права на существование и такого театра, мы всё же должны отказаться от него, так как наши стремления далеки от желания создать такой театр. Мы считаем, что эта постановка и все те постановки, которые вели к ней, как ведущие к театру кукол, не могли иметь места в том театре, театре свободного проявления человеческого духа, о котором мечтали мы. В своём докладе г. Мейерхольд предложил отказаться от “живописного” метода постановок и перейти к методу, как его назвал г. Мейерхольд, “скульптурному”, применённому им отчасти при постановке “Гедды Габлер”. Но этот метод, ставящий актёров в зависимость от скульптуры, как метод “живописный” от живописи, признается нами одинаково неверным, одинаково связывает творчество актёра и ведёт театр к тому же театру кукол, но только по другому пути...»[447]

11 ноября состоялся спектакль «Кукольный дом», в котором Комиссаржевская, как всегда, играла Нору. По сообщениям прессы, публика уже знала о разрыве театра с Мейерхольдом и устроила Комиссаржевской овацию с криками «браво, Вера Фёдоровна» и «долой Мейерхольда».

В этот же день в газете «Русь», в которой работал А. Р. Кугель, появилось открытое письмо Мейерхольда следующего содержания: «То, что В. Ф. Комиссаржевская пригласила меня выйти из состава труппы среди сезона, и форму, которую она для этого избрала, считаю несогласными с правилами театральной этики. Удаление из состава труппы среди сезона кого-либо из её членов может быть вызвано лишь неблаговидными поступками его»[448].

13 ноября Комиссаржевская поместила ответ в газете «Товарищ»: «Открытым письмом в газете “Русь” Вс. Э. Мейерхольд, чувствуя себя оскорблённым, пригласил меня к суду чести. Спешу заявить, что я принимаю его приглашение и что судьями с моей стороны будут Ариадна Владимировна Тыркова (Вергежский) и присяжный поверенный Александр Карлович Вольфсон. Отвечать же ныне на возводимые на меня Вс. Э. Мейерхольдом обвинения, о которых он говорит в открытом письме, я не считаю возможным и предоставляю рассмотрение всего инцидента избранному нами суду чести»[449].

Комиссаржевская, конечно, держит удар — собственно, ничего другого ей не остаётся. Но в душе она неспокойна и ждёт третейского суда в большой тревоге. Это и понятно: притом что рядом с ней бесконечно преданный К. В. Бравич и давно принявший её сторону Ф. Ф. Комиссаржевский, отвечать перед обществом за случившееся должна именно она как первое лицо Драматического театра. Кроме того, обиженный Мейерхольд чрезвычайно активен, он борется за свою репутацию, он создаёт себе рекламу — в любом случае понятно, что он не сдастся без решительного боя. Комиссаржевская боится исхода этого сражения. Брюсову она пишет со свойственной ей неуверенностью в себе: «Я права вся, кругом, и именно потому, что я права, я окажусь неправа»[450]. К счастью для неё, всё сложилось совершенно противоположным образом.

20 декабря 1907 года состоялся третейский суд, который, выслушав дело по обвинению В. Э. Мейерхольдом артистки В. Ф. Комиссаржевской в нарушении театральной этики, постановил: «1. Признать обвинение, возбуждённое В. Мейерхольдом, неосновательным. 2. Признать, что поведение В. Ф. Комиссаржевской основывалось на соображениях принципиального свойства в области искусства. 3. Признать, что форма, в которую было облечено прекращение совместной работы, не является оскорбительной для Мейерхольда. 4. Что Комиссаржевская должна быть ответственна за содержание доклада К. Бравича от 9 ноября. 5. Признать, что означенный доклад не является оскорбительным, ни некорректным, ни даже тенденциозным»[451].

При разбирательстве дела третейский суд запрашивал мнение К. С. Станиславского: может ли антрепренёр освобождать среди сезона режиссёра, оставляя, впрочем, за ним жалованье, установленное контрактом? Станиславский встал на сторону Комиссаржевской. Он сказал, что ничего оскорбительного в её действиях не было, а разрыв с Мейерхольдом основывался не на её прихоти, а на принципиальных творческих разногласиях, делавших невозможной совместную дальнейшую работу. Конфликт с Мейерхольдом был исчерпан. Комиссаржевская вышла из него полной победительницей.