Комиссар (СИ)

— Разумеется, — ответила Вера. — Одних только большевиков в России сейчас более двухсот тысяч, не говоря уже о врагах Нового порядка в других партиях, да и просто уголовных преступниках. Пока речь не идет о том, что эта методика в обозримом будущем сможет стать массовой. Хотя, возможно, развитие медицины сделает возможным достижение подобного эффекта с помощью простой и дешевой операции. Наука, разумеется, требует вложений. На этом историческом этапе мы не сможем умиротворить страну без массового террора, это очевидно. Но чем раньше мы исследуем принципиальную возможность заставить любого человека занять отведенное ему место, хочет он того или нет, тем скорее мы сможем от хирургических методов лечения общества перейти к терапевтическим.

— Однако же вы говорите о вещах, которые многие сочтут жестокими, — заметил Михайлов.

— Любовь не знает жалости, — ответила Вера Щербатова.

Глава 15

Глава 15

Полковой комиссар Александра Гинзбург

Декабрь 1918 года

Газетный заголовок гласил: “Кровавый палач Глеб Бокий сжег себя заживо в управлении ПетроЧК. Попытка уничтожить следы большевистских преступлений или сатанинская магия?”

В самом деле идиоты или прикидываются, подумала Саша. Ну какие преступления. Какая, к чертям, магия. Саша вспомнила, как держала в руках личное дело Князева. Там был записан адрес, по которому живет его семья. Имена его детей. На Гороховой хранились тысячи таких папок. Скорее всего, закладывать взрывчатку времени уже не оставалось. И не было никакой уверенности, что промерзшее здание удалось бы подпалить снаружи.

Саша представила, как Глеб Иванович в последний раз входит в унаследованный от Урицкого кабинет. Шагает в своих лакированных штиблетах по лужам керосина. Проводит украшенными перстнями пальцами по корешкам папок. Тысячи страниц — о тех, кто был убит именем революции, о тех, кто сам принял смерть ради революции и о тех, кто еще жив и продолжает сражаться за революцию. Спичка — и их поглощает пламя, одно на всех.

Саша прошептала:

— Я стану много умнее, чем я есть, Глеб Иванович, я обещаю вам. Я не подведу вас, я удержу свой полк в Красной армии, я сделаю все как нужно.

“Петроград очищен от красной плесени,” — хвастался другой заголовок. Статью украшала фотография площади перед Исаакиевским собором, заставленной виселицами. Похоже, виселиц было намного больше, чем поместилось на снимке. Мужчины, женщины… а вот это, кажется, подросток или ребенок. Некоторые в военной форме или в кожанках, но большинство — в гражданской одежде. Саша вглядывалась в скверную бумагу, пытаясь распознать знакомые лица, и не могла. Может быть, ее товарищи остались живы, ушли в подполье, продолжают борьбу…

Саша разжала кулаки и уставилась на ранки на ладонях, по четыре на каждой. Ногти пора обрезать, вот что.

— Вызывали, таарищ комиссар? — Лекса вошел и оперся о косяк.

— Да. Насчет пленных, вчера взятых. Отдели рядовой состав от офицеров. Рядовых пересчитай и сразу дуй на кухню. Пусть им приготовят горячую еду. Да не какую-нибудь. Что мы сегодня будем есть, то же и они. Если кашевар заведет шарманку “ой невозможно”, скажи, я сама приду на кухню и лично на всех приготовлю. Он этого не хочет. Так что пусть как знает выкручивается, но накормит всех, и хорошо накормит. Как пленные поедят, стану с ними говорить. А что до офицерья… — Саша на секунду прикрыла глаза, — отделите тех, кто может знать что-то для нас важное. Хотя нет, не так. Всех офицеров отделите. Сговариваться им не давайте, а то насочиняют сказок. Рассадите по разным комнатам, насколько получится. Из еды выдайте им ту воблу подгнившую, если мы не выкинули ее до сих пор. Ну или еще каких отбросов, соленых обязательно только. А пить не давайте. Совсем. Даже когда будут просить. Запомните только, которые просили. С них и начнем завтра допрос с утра пораньше.

— Понял тебя, комиссар. Буудь сделано, — ответил Лекса.

Саша знала, что он выполнит все в точности.

***

— Не хочу я складывать цифры эти, — Ванька отодвинул тетрадь с примерами. — Я хочу маузер, как у тебя, и убивать этих гадов. Офицерье и прочих буржуев.

Саша всмотрелась в своего найденыша. Лицо и руки его покрывали волдыри, но доктор сказал, ожоги неглубокие, “до свадьбы заживет”. Веки были припухлыми, и Саша не могла понять, это реакция на обработку ран или свежие следы слез. Она завалила его учебниками, чтоб он не сидел, глядя в пустоту. С момента гибели его семьи не прошло и двух дней.

— Понимаю тебя, Иван, — Саша потрепала мальчика по макушке. — Но подумай вот о чем. Много ли гадов ты убьешь из маузера? В обойме десять патронов. Допустим, один патрон — один гад. Что не всегда, прямо скажем, удается. Да и гады будут отстреливаться, знаешь ли. Могут не дать тебе времени расстрелять обойму. Не говоря уж о том, чтоб сменить.

— Десять гадов — уже неплохо!

— Ну если ты только до десяти и умеешь считать, то неплохо, пожалуй. А вот если выучиться как следует математике, и еще много чему — сможешь гадов убивать сотнями и тысячами.

— Это как?