Все было ясно. За недели, проведенные на запасных путях, немцы совсем одурели от безделья. Я велел ординарцу немедленно разбудить командира, а сам вошел в салон и уселся.
Начальник вышел ко мне в халате – расшитом, ослепительно роскошном. Слева на груди золотом и серебром был вышит герб. Я подумал, что этого шитья хватило бы на эполеты какого-нибудь болгарского адмирала. Немец разглядывал меня, вставляя в правую глазницу монокль. На щеке красовался дуэльный шрам – от края глаза до губы. Одним словом, живая карикатура на германского генерала из журнала «Панч».
Оказалось, что немец обо мне наслышан. Когда я сказал ему, что я комиссар Яковлев, он оглядел меня с удвоенным вниманием и заметил:
– Я слышал, друг мой, что вы были близки к цели.
– А на этот раз мы вместе с вами ее достигнем.
Генерал уставился на меня с удивлением:
– Как так «мы»?
– Разве вы не получили приказ из Москвы?
– Ничего я не получал, – насторожился генерал.
– Тогда слушайте меня. Вы командир поезда?
– Так точно. – Генерал вытянулся по стойке «смирно» и щелкнул несуществующими каблуками. Затем представился: генерал барон фон Клебер, к моим услугам.
– Очень хорошо, – кивнул я. – Первым делом зажгите котлы, и пусть ваши локомотивы будут наготове. У меня инструкции переправить всю императорскую семью вместе со свитой сюда, в ваш поезд. Как только они прибудут, вы двинетесь на запад.
Взгляд генерала загорелся.
– Это будет для меня великая честь. Когда прибудут их императорские величества?
– Ночью. Точнее, в одну из ближайших ночей. Мы не можем действовать днем – в городе слишком много врагов императора. Придется соблюдать тайну.
– Но почему? Ведь Москва согласна?
– Здесь все не так просто. В городе много людей, которые готовы пойти против решения Центрального Исполнительного Комитета и перестрелять Романовых безо всякого суда.
– Они не посмеют! – сердито воскликнул фон Клебер.
Я не стал отвечать, поскольку генерал наверняка и сам знал, что посмеют. Он впился в меня взглядом:
– Итак, вы получили задание вызволить их из заточения. Как вы это сделаете?
– Я выведу их из дома на рассвете.
– А каким образом? Что вы будете делать с Юровским?
– Это мое дело, генерал.
Фон Клебер извлек из золотого портсигара с монограммой турецкую сигарету и закурил.
– Юровский – настоящий фанатик. Вам нужна помощь?
Я покачал головой.
– Учтите, друг мой, у меня здесь дюжина опытных солдат. Превосходные вояки. Если они вам понадобятся, можете на них рассчитывать. Не забудьте, сколько у Юровского латышей.
– Почему латышей? – не понял я.
– Ну как же, красные всегда используют латышей для грязной работы. – Тут генерал вдруг внезапно произнес по-английски: – Желаю удачи.
Должно быть, вид у меня был очень изумленный, ибо фон Клебер довольно хохотнул:
– Вы ведь британец, не так ли?
Я предпочел не отвечать на это замечание и повернулся, чтобы уйти. Фон Клебер проводил меня до двери и тихо сказал:
– Не волнуйтесь, англичанин. Я здесь нахожусь по личному распоряжению кайзера. Чтобы выполнить приказ, я готов взять в союзники хоть самого Сатану!
Время летело быстро, а мне еще нужно было встретиться и поговорить со многими людьми, причем за каждым из них еще приходилось побегать.
Начали мы с того, что Голощекин и Белобородов вместе отправились в дом Ипатьева поговорить с Юровским. Их главным оружием была только что полученная от Свердлова телеграмма, в которой говорилось, что, если с Николаем что-нибудь случится, Белобородов, Голощекин и Юровский ответят головой.
Я ждал их возвращения в гостинице «Американа». Очень хотелось, чтобы их миссия увенчалась успехом. Если бы Юровский проникся важностью дела, возможно, царскую семью удалось бы сразу же освободить. Тогда моя задача – переправить царя и его домашних в германский поезд – оказалась бы совсем несложной.
Однако по виду Голощекина я сразу понял, что у них ничего не вышло. Он развел руками и сказал:
– Теперь Юровский будет настороже.
– Что произошло?
– Думаю, он обо всем догадывается. По-моему, Юровский просто сошел с ума. Он говорит, что дождется, пока белые войдут в город, а потом расстреляет всю царскую семью прямо у них на глазах.
– А как же телеграмма Свердлова? Разве Юровский не понимает, чем ему это грозит?
– Насколько я понимаю, – вмешался Белобородов, – Юровский собственной жизни не пожалеет, только бы расстрелять царя. Ни о чем другом он не говорит!
Что ж, ничего не поделаешь, значит, придется выводить царскую семью из Дома особого назначения вопреки воле начальника охраны.
А это означало, что освобождать царя придется мне. Силой.