Я изо всех сил изображал уверенность и жизнерадостность, хотя в глубине души испытывал горечь и печаль – разговор с великими княжнами и юным Алексеем оказался не из легких. По их глазам я видел, что они считают меня виновником всех своих бед, однако хорошее воспитание не позволяло им обвинять меня в открытую. Младшие Романовы сидели и внимательно слушали меня, наблюдая за каждым моим жестом, за выражением моего лица.
Когда я закончил, они стали задавать мне вопросы, причем так вежливо и осторожно, что сердце у меня сжалось от боли. Как папа? Как мама? Здорова ли Мэри? Я отвечал как мог, но вряд ли мои рассказы их удовлетворили.
Лидером явно была Татьяна, худенькая девушка лет двадцати, впрочем, не самая старшая из сестер. Она молча выслушала меня, а потом заявила следующее:
– Комиссар Яковлев, мы единодушно решили: если наши родители и сестра находятся в заточении, мы должны быть рядом с ними. Отвезите нас, пожалуйста, в Екатеринбург.
Мне не хотелось рассказывать им о том, что я тоже был арестован, а затем выслан из города, – боялся, что это лишь встревожит их еще больше. Однако теперь пришлось раскрыть карты.
– Это невозможно, – сказал я и объяснил почему.
– Кто же тогда главный? – спросила Татьяна. – Мы считали, что вы представляете здесь высшую большевистскую власть. К тому же вы гарантировали всем нам безопасность.
– Я сообщил о произошедшем в Москву по телеграфу. Уверен, что в Екатеринбурге скоро будет восстановлен порядок.
Я старался говорить как можно увереннее, и самые младшие, возможно, мне поверили, но не Татьяна.
– Вы действительно прибыли сюда по приказу Ленина и Свердлова? – в упор спросила она. – Это правда?
– Абсолютная правда.
– Но ведь они сейчас – настоящие хозяева России. Как же могут местные власти своевольничать?
Я ответил ей искренне:
– Скорее всего виной всему расстояние, плохая связь и, возможно, соперничество.
– Я думаю, все это какой-то трюк! – заявила Татьяна. – Комиссар, если вы не полномочны решать, к кому мы должны обратиться?
– Я передам ваше послание в Москву. Больше я ничего сделать не могу. А теперь я должен поговорить наедине с вашим братом.
– Зачем?
– Я должен передать ему подарок и послание.
Татьяна недоверчиво взглянула на меня, но помешать не могла. Девушки вышли из комнаты, и я остался наедине с Алексеем. Царевич весело улыбнулся мне.
– Татьяна такая пессимистичная, – сказал он. – А я уверен, что скоро мы снова будем вместе. – Его улыбка стала еще жизнерадостнее: – Вы сказали, что у вас для меня подарок и послание. От кого? От папы?
Я достал сапфировое распятие и показал его царевичу.
– Ну, распятие, разумеется, от мамы, – уверенно кивнул он. – Так ведь?
– Не совсем. Распятие, как и послание, от вашего отца. Он сказал мне, что оставил у вас некий документ...
Мальчик нахмурился, а я заставил себя улыбнуться:
– Он передумал. Как вы помните, император велел вам хранить документ у себя вплоть до воссоединения семьи. Я знаю, он сам мне об этом сказал. Вы должны были сохранять полнейшую тайну и никому этот документ не отдавать. Но теперь он хочет, чтобы бумага оказалась у меня.
– Нет, – упрямо сжал губы Алексей. – Папа сказал, что бумагу никому отдавать нельзя.
– Я знаю это, я же вам сам это только что сказал. Алексей, для того он и дал мне это распятие, чтобы вы поняли – мне можно доверять. Вы ведь узнаете это распятие, не правда ли?
Мальчик был в смятении. Как же я ненавидел себя за то, что вынужден ему лгать. И тем не менее документ нужно было заполучить во что бы то ни стало – лишь это могло спасти жизнь Романовым. Чуть не плача царевич повторил:
– Но он ведь сам мне сказал. Я дал ему честное слово!
Я мягко спросил:
– Алексей, разве вы мне сказали хоть слово о документе?
Он покачал головой:
– Конечно нет.
– А еще кому-нибудь сказали? Например, вашим сестрам?
– Нет.
– Значит, об этом секрете знают только два человека – вы и ваш отец.
– Да.
– Откуда же я об этом могу знать?
Мальчик захлопал глазами.
– Мне могли сказать об этом только два человека: или вы, или ваш отец, правильно? Вы мне не говорили, значит, я знаю об этом от вашего папы. А распятие должно подтвердить вам, что я не лгу.
Морщины на лбу мальчика исчезли. Он протянул руку, я передал ему распятие.
– Ну как, вы его узнаете? – спросил я.
Алексей поднялся и вежливо сказал:
– Я сейчас принесу вам документ, комиссар.