Читаем Комиссар Дерибас полностью

Домой Терентий Дмитриевич приходил весь измочаленный, с головной болью, словно не он вел следствие, а тяжелым допросам подвергали его самого.

На третий день, глубокой ночью, к Дерибасу зашел Самсонов. Он был чем-то озабочен: на лбу залегли глубокие складки. Дерибас поспешно встал и шагнул ему навстречу.

— Что произошло? — спросил он.

— Тузинкевич где? — не ответив на вопрос, тревожно спросил Самсонов.

— Выехал из Воронежа.

— Он уже вернулся к антоновцам?

— Не знаю…

— Можете выяснить немедленно?

— Попробую дозвониться Смерчинскому в гостиницу, хоть это очень трудно! А в чем дело?

— Мы с тобой упустили из виду одно обстоятельство. Длительное отсутствие Федорова и особенно Донского может вызвать подозрение у антоновских главарей. А что будет тогда с Муравьевым и Тузинкевичем? Ты можешь себе представить? Нужно, чтобы они срочно закругляли свои дела и ехали в Москву. Как можно организовать их вызов?

— Если Тузинкевич уже в пути к Муравьеву, то это можно сделать через Смерчинского.

Только через три часа удалось связаться с Тамбовом. Дерибас услышал голос:

— Смерчинский у телефона.

— Вчера Чеслав выехал из Воронежа в Тамбов. Вы его встретили?

— Нет.

— А где он сейчас?

— Не знаю.

— Нужно разыскать. Передайте, чтобы он и Евдоким немедленно возвращались. Немедленно! Поняли?

— Да. А как же дела?

— Пусть сделают только то, что удастся. На этом заканчиваю.

— А дальше?

— Дальше всем ехать в Москву.

— Все понял. Будет сделано.

* * *

Муравьев проснулся рано. Разбудил ли его крик петуха, или он проснулся оттого, что почувствовал на себе пристальный взгляд… Бывает у некоторых людей такой взгляд, что дает о себе знать. Обернется человек на такой взгляд — и словно обдаст его ледяным душем. Муравьев поднял голову и увидел, что на него пристально смотрит Ишин. Сидит на своей кровати в нижнем белье и, не отрываясь, смотрит на Муравьева.

Светает. Тихо — ни шума, ни шороха.

Вот уже вторую неделю они ездят из села в село. Муравьев еще надеется на встречу с Антоновым. Он мучительно старается что-то придумать, какие-то доводы, аргументы, которые открыли бы доступ к главарю. Но все исчерпано, и он не знает, как выполнить данное ему поручение.

Иван Ишин пользуется непререкаемым авторитетом — все его знают и беспрекословно исполняют приказания. Да и Муравьев за его спиной как за каменной горой. А что на уме у Ивана Ишина?

Заметив, что Муравьев проснулся и смотрит на него, Ишин спросил осипшим голосом:

— Ты что спишь так неспокойно? — На лице нельзя прочитать, говорит ли он доброжелательно или Муравьев проговорился во сне, сказал что-то такое, что вызвало у него подозрение. Взгляд у Ишина сумрачный. Муравьев, насторожился.

— Мешаю вам?

— Разговариваешь во сне. Во как… — испытующе глядя в лицо, продолжал Ишин.

«Неужели что-нибудь выдал? — мелькнуло в голове. Муравьев знал свою слабость: после сильных переживаний он иногда разговаривает во сне. — Что мог сказать?» Решил перейти сам в наступление.

— Нет у меня причин спать спокойно! — ответил резко.

— Как так? — удивился Ишин.

— Вы останетесь здесь, а мне скоро возвращаться обратно в Воронеж. Если что-нибудь дойдет, просочится? Сколько здесь людей, и все меня видят. Вы знаете, как большевики поступают?

— Слышал. Ну и что?!

— Как «что»?! Хотели бы вы быть на моем месте? Не спасет меня то, что я нахожусь здесь под кличкой: все равно опознают. Надо принимать меры, решать быстрее, а вы затягиваете дело…

Ишин впервые улыбнулся:

— Молодой, а рассуждаешь правильно. Какие же меры нужно принимать?

— Нужно договориться с Антоновым о координации действий, нужно выделить делегатов на «всероссийский повстанческий съезд».

— Хорошо, я над этим подумаю.

Ишин лег и вскоре засопел. Муравьев уснуть больше не мог. Лежал тихо до тех пор, пока не поднялся Ишин.

Теперь каждый вечер, укладываясь спать в одной комнате с Ишиным, Муравьев думал только о том, чтобы не уснуть.

Через три дня после этого разговора с Ишиным к Муравьеву возвратился Тузинкевич, который ездил по его поручению в Тамбов и Воронеж. Чеслав сразу заметил, что Муравьев сильно осунулся, глаза ввалились. Но в присутствии Ишина ни о чем расспрашивать не стал.

Тузинкевич рассказывал нарочито громко о «делах» эсеров в Тамбове, о Смерчинском, о положении в воронежской организации. Сообщил подробности отъезда Донского в Москву. Все было хорошо: Смерчинский достал билеты на поезд, оба они усадили Донского в вагон, потом Смерчинский звонил в Москву начальнику военного отдела ЦК левых эсеров Курбатову и получил подтверждение, что Донского встретили и хорошо устроили.

— Все развивается нормально! — подвел итоги Тузинкевич.

— Дай-то бог! — сказал Ишин и отправился по своим делам.

Тузинкевич и Муравьев вышли погулять. Они отправились к окраине села, в ту сторону, где возвышался лес.

— Что с тобой? — с тревогой спросил Тузинкевич, едва они отошли от дома. — На тебе лица нет. Когда я уезжал с Донским, ты выглядел совсем по-другому.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии