С этого дня можно начинать исчисление кинематографического стажа Ллойда. Ему было тогда двадцать лет. Он считал себя штатным жрецом величественной Мельпомены и пренебрежительно поглядывал на балаганный кинематограф. Наверное, в силу этого обстоятельства его первое появление на экране в виде украшенного перьями индейца не вызвало сенсации. По правде говоря, его просто никто не заметил ...
Карьеру на сцене можно было сделать только с помощью театральных антрепренеров, напористых агентов, денежных тузов. А Гарольда никто не знает, никому он не нужен. Но он не отступал. Если нельзя попасть в театр, остается кино.
Ведь там тоже работают актеры... И он направился в Голливуд.
Ллойд явился на студию Эдисона и с апломбом заявил:
— Я уже снимался у вас и теперь снова могу предложить свои услуги!
На студии удивились, но дали поработать несколько дней статистом. После этого Ллойд с поразительным упорством добивается участия в других съемках. Наконец ему посчастливилось устроиться статистом на студию «Юниверсл» за пять долларов в день. Но счастье оказалось недолгим. Вскоре статистам снизили оплату до трех долларов. Ллойд, с таким трудом добившийся скудного благополучия, был крайне возмущен. Как свободный гражданин самого демократического государства, он организовал статистов, заявивших о своем отказе работать по сниженной расценке. Дирекция внимательно отнеслась к их протесту, признала отказ уважительным и... выгнала всех со студии. Пришлось все начинать сызнова.
Ллойд потерял постоянный заработок, но зато приобрел верного друга. Хэл Роч тоже был статистом, но он мечтал не об артистической карьере, а о режиссуре. После злосчастной забастовки они вместе обивали пороги студий, цепляясь за каждую возможность заработать. Набрели они как-то на никому неведомую студию, выпускавшую комедии с участием животных. Гарольду удалось сыграть там несколько ролей четвероногих персонажей. Славы они ему не стяжали.
По доброй, старой американской литературной традиции в решающий момент умирает богатый дядюшка и оставляет герою повествования наследство, чтобы тот мог выбраться из затруднительных сплетений сюжета. Когда Хэл в один прекрасный день объявил, что получил наследство, Гарольд подумал, что его друг, насмотревшись голливудских «вестернов», ограбил какой-нибудь придорожный кабак. Но, узнав, что наследство составляет всего лишь две сотни долларов, поверил в его истинность.
Друзья решили вложить полученный капитал в собственное кинопроизводство. На первый фильм они израсходовали 200 долларов, а продали его фирме Патэ за 850. Солнце, заменявшее им на съемках осветительные приборы, имело одно неоценимое достоинство — за его свет не надо было платить. Бесплатными декорациями служили аллеи парков. А роли исполняли они сами, на ходу гримируясь и переодеваясь для каждого эпизода.
— Мы нанимали оператора, — вспоминал впоследствии Ллойд о своих первых фильмах, — и отправлялись в парк. Усевшись на скамейку, мы с Хэлом начинали развивать сюжет. Скажем, в парке сидит прелестная девушка с пожилым джентльменом... Ну, а дальше что? Дальше появляется прохожий. Он подмигивает красавице, и та идет с ним. Конечно, пожилой джентльмен негодует, протестует. Прохожий затевает драку и кидает джентльмена в пруд. Прекрасно! Снимаем эту сцену, а потом придумываем еще что-нибудь ... В четыре дня фильм готов.