Представление героя фильмов Чаплина о самом себе и представление мира о нем не совпадают. Однако герой Чаплина вовсе не фантазер, приписывающий себе несуществующие добродетели и достоинства. Он действительно добр и великодушен, готов отдать ближнему последнюю рубашку, спасает людей от несчастий, приносит им удачу. Но мир, в котором он живет, не замечает его, смеется и издевается над ним, обрекает его на тяжелые личные неудачи.
Противоречия пронизывают и характер чаплиновского героя. Попробуйте подыскать определения для его психологических , бытовых, интеллектуальных свойств.
Все они будут противоречить одно другому. Это человек гордый и жалкий, честный и плутоватый, дерзкий и робкий, наивный и хитрый, энергичный и вялый, трусливый и храбрый. Ничто человеческое ему не чуждо. В нем все время идет борьба между мечтой и безнадежностью, рассудком и чувством, долгом и сердцем. Именно эта борьба делает его таким человечным, несмотря на всю условность его маски, таким правдивым, несмотря на всю его фантастичность, таким близким, несмотря на все его комические выходки. Он вдвойне человечен не только потому, что ничто человеческое ему не чуждо — ни слабости, ни достоинства, но главным образом потому, что в борьбе внутренних его качеств всегда побеждает и торжествует высокое и благородное, что образ его подчинен сознанию высокого назначения человека, что он решительно чужд окружающей его житейской прозы, корысти, расчета. Человеческое и человечность — вот смысл и тема образа Чарли, тема творчества Чаплина.
Теперь мы можем ответить на вопрос, поставленный в начале статьи. В капиталистическом обществе, где все человеческое отчуждено, господствующие классы которого бесчеловечны в самом точном смысле этого слова, искусство Чаплина имело и имеет мужество говорить об этом прямо и открыто. Оно напоминает о высоком назначении человека, о человечности как об обязательном, исконном свойстве общества. Я до сих пор не упоминал этого слова, но теперь пришла пора назвать его — речь идет о гуманизме Чаплина и его творчества. В этом и заключается секрет продолжительности эпохи Чаплина в кинематографии.
И только в том случае, если мы прочувствуем гуманистический характер творчества Чаплина, поймем идею и смысл образа Чарли как идею скитающейся, ищущей, бесприютной, обреченной на комизм чело-вечности, мы поймем и путь Чаплина к антифашистскому фильму «Великий диктатор».
Чаплин играет в этом фильме две роли — роль маленького еврея-Парикмахера и роль фашистского диктатора Аденоида Кинкеля, в котором зритель сразу узнает Гитлера. До поры До времени пути их не пересекаются: парикмахер живет в гетто, Хинкель — во дворце, охраняемый тысячами верных ему бандитов. Парикмахера заключают в концентрационный лагерь, он бежит оттуда, и тогда возникает главная сюжетная неожиданность фильма: оказывается, что парикмахер внешне как две капли воды похож на Хинкеля. Штурмовики принимают его за диктатора, Чарли торжественно усаживают в роскошную машину и везут на многотысячное собрание по поводу присоединения Австрии к Германии. Но, к ужасу собравшихся, он произносит речь против фашизма, в защиту человечности. Обращается он не к штурмовикам, а к находящейся где-то далеко возлюбленной, еврейской девушке Хане, и —непосредственно к зрителю. Он произносит свою речь гневно, яростно, патетично, он обвиняет фашизм, перечисляет его гнусные преступления, зовет на вооруженную борьбу с ним.
Человеческое, воплощенное в образе героя фильмов Чаплина, оказалось лицом к лицу с теми, кто отрицает за нм ирам на существование. С теми, кто отказался от всего, что было признаком человечности, — от совести, чести, сострадания, гуманности.
Какой смысл, не сразу угадываемый зрителем, увидел Чаплин в возможности одновременно сыграть палача и жертву?
В сюжете «Великого диктатора» использован мотив двойника, древний как сама комедия. Этот мотив служит источником множества ошибок, комедийной путаницы. Неужели именно эти возможности привлекли внимание Чаплина? И да и нет. Ибо в его фильме этот мотив приобрел небывалое и вовсе не комическое разрешение. Казалось бы, все идет как полагается: парикмахера принимают за диктатора, а он трусит, дрожит и все время порывается бежать. Ему оказывают почести, которые он принимает с ужасом, чувствуя, что катастрофа разоблачения приближается с каждой секундой. Все ждут его речи, а он неожиданно отказывается от возможностей дальнейшего развития традиционной ситуации и, вопреки всем принятым в комедийной традиции правилам, обращается к зрителям с речью скорбной и исполненной надежды, суровой и зовущей к борьбе. Комедийная ситуация разрешается открытой гражданской патетикой. Впервые в истории собственного искусства Чаплин разорвал оковы судьбы, обрекавшей его на смешное, впервые освободился от власти комического. И впервые в истории героя Чаплина человеческое нашло новую форму прямого и мужественного слова. Жертва стала обвинителем и борцом.