Еще две молнии прорезали мутный калейдоскоп, крутившийся у меня перед глазами. Холодно-белые, пульсирующие. Они вонзились в сумятицу потускневших контуров, и та остановилась, повисая на…
Веки снова сшиблись друг о друга, кажется, даже со стуком, и я вернулся. Туда, где больше не было радужных красот, но зато из безжизненного тела торчали, надежно перекрещиваясь концами, два длинных клинка.
— Отдай! Кому говорят? Да отдай уже! Все закончилось, и все хорошо.
У меня что-то тянут из рук. Настойчиво.
— Ну сколько еще можно возиться?
— Сам иди сюда и попробуй!
— Выпихни его ко мне, и все дела.
— Да он меня раза в три тяжелее! А я с устатку и не емши.
Прикосновения в самом деле довольно слабые. И осторожные.
— На меня ствол не направляй, дура!
— От дурака слышу!
Препираются двое. Голосов, по крайней мере, только два. Если еще кто-то здесь есть, то он молчит. В тряпочку.
О, и правда. Третий, молчаливый и неподвижный, тоже имеется, чуть поодаль. Слева по курсу.
— Чего, страшно стало?
— У меня лоб не железный, знаешь ли. А пули он кладет кучно, сама видела.
Пули. Да, кажется, была стрельба, совсем недавно. Небольшая такая. Бой местного значения.
— И с хваткой у него тоже полный порядок. Ну же, миленький, не надо так цепляться за эту гадкую штуковину… Все, достала!
Пальцам стало легче. Свободнее.
— Бросай сюда.
— А вот фиг.
— Это еще почему?
— У меня есть посылка. Для вашего мальчика. Только я вам ее не отдам. Потому что у вас…
— Ну как хочешь. У меня ведь тоже кое-что есть. Для тебя лично.
— Тогда баш на баш?
— Ты не шалава. Ты торговка.
— Одно другому не мешает.
Что они пытаются поделить? А, не важно. Главное, что каждый сейчас — невероятное яркое пятно. И вообще, здесь слишком много света. Глаза режет.
— Ну ты художник… От слова «худо».
— Не нравится? Можешь подождать, пока найду другого.
— Да ладно, сойдет. Эй, тпру, я сказала!
— Так-то лучше.
Они все время дергаются, перетекая с места на место. От этого мельтешения даже подташнивать начинает. А может, я просто отравился. За обедом. Который был…
— Основное кодирующее звено — в форме дубль вэ. Вершины должны цепляться друг за друга.
— Звучит проще, чем выглядит.
— Ну извини. На трехмерном макете было бы нагляднее.
— А слабо такой сделать?
— И как бы ты им воспользовалась?
— Я тебе потом покажу как. Если захочешь.
Нет, это не пищевое. Ел я слишком давно, даже не помню, когда и что. Но мне ведь и не хочется? Или…
— Но ты молодец. Сообразила, что делать.
— А я вообще понятливая.
— Тут одних понятий мало. Практический опыт нужен, хоть какой-нибудь.
— Он у меня в крови. Моя бабка в Ведьмах служила. Еще при первом Инквизиторе. Слыхал о таком?
— Доводилось.
Вон там, прямо на третьем присутствующем. На груди. Такие лакомые…
— Ты куда потопал, тыкдыкский конь?
— Только не по рисунку!
Эти пятнышки не двигаются. Наверное, потому, что слишком густые и вязкие. Подсыхающие по краям. Но к пальцам льнут сразу и послушно.
— В первом слое период повторения одинарный, во втором…
— Да сама уже вижу. Скучно, хоть и замороченно.
Странный вкус. Вишневое повидло с горчицей и каплей табаско. Кто это готовил?
— Ты что там в рот потянул? Плюнь сейчас же!
Почему? Съедобно же. И наверное, очень питательно. По крайней мере, мне так кажется.
— Лерыч, хватит заниматься глупостями! Лучше ползи в третий сектор и позови ремонтников. Справишься?
Это значит — пойти в коридор? Легко. Мне ведь туда и надо.
— Только шибко не торопись, хорошо?
Я бы и не смог. Все вокруг такое… плавное. И я — тоже.
— А вдруг он где-нибудь завалится?
— Если завалится, услышим.
Когда свет остается позади, становится намного лучше. Даже жар, пляшущий внутри, вроде чуть-чуть успокаивается.
Они мягкие, сумерки. Нежные и заботливые. Гладят по голове, забираются под одежду, щекоча кожу. Гостеприимные. Но что-то все-таки поменялось. Прежнего покоя тут уже нет, нужно искать новое место.
Снова свет. Снова пятна. Толпящиеся и гомонящие.
— Что там? Кто там? Как там?
Как же жутко они галдят…
— Все в порядке? Все кончено? Все готово?
Так ведь и оглохнуть можно.
— Да пойдите уже и посмотрите сами!
Они срываются с места, обтекая меня ручьями. Несколько секунд, и вокруг становится пусто. Но тут по-прежнему светло. Слишком светло для меня.
Свернуть в сторону? Почему бы и нет. Хорош любой путь, лишь бы подальше от шума и гама. Там, справа, например, разлито очень подходящее зловещее молчание.
Руки беспомощно висят вдоль тела. И ноги вроде бы тоже должны быть похожи на кисель, но что-то толкает их. Изнутри. Всякий раз в новом месте, заставляя двигаться.
И жарко. Господи, ну почему же тут так жарко?
Прочь все эти тряпки. Они только мешают. Их не должно быть, иначе…
Просто не должно.
Всего несколько шагов до той благословенной тишины. Один. Второй. Третий.
В уши врывается крик. Со всех сторон. Разноголосый. Он везде, и его слишком много.
— Лерыч, здесь не нудистский пляж, чтобы… Ой-ой-ой. И как тебя угораздило? Хотя, догадываюсь как.
Голосов вокруг и так полно, зачем появился еще один?
— Ну-ка, прикройся!
Снова ткань на коже. Скользкая, гладкая, почти невесомая, но все равно лишняя и вредная сейчас.