– Рома, что тут твориться? Ответь же ты по-человечески! – стал кричать капитан и тут же почувствовал горечь во рту. Такую, что тут же забыл обо всем и взглянул под ноги. Вместо воды, капитан увидел грязную масляную жидкость, которая на глазах почернела, став густой грязью. Эта субстанция начала уплотняться подле ног капитана и медленно засасывать его в себя.
– Нет! Нет! – начал кричать командир, пытаясь выбраться, но чем больше он сопротивлялся, тем сильнее его тянуло вниз.
Вскоре он стоял уже по пояс в густой жиже, беспомощно пытаясь ухватиться за что-нибудь, что могло бы его выручить. Савин лишь равнодушно смотрел на страдания погибающего командира, не произнося ни слова. Ни крики, ни мольбы о помощи Бенякина не могли донестись до него. Чувствуя дыхание смерти, Олег зажмурился и вдруг проснулся в коморке храма, где и засыпал.
« Не понимаю, не понимаю!» – произносил вслух напуганный мужчина, смотря по сторонам. Он не ощущал того перехода из сна в реальность, что легкой усталостью сопровождает каждое пробуждение. Нет. В этот раз Олег будто и не засыпал. А может, он, наоборот, не проснулся? Поднявшись на ноги, капитан вышел из каморки. В голове он перебирал версии случившегося: « Наверное, перенервничал. Кладбище…дурно на меня влияет. Гавранов сад, тоже мне…. Придумают ведь, твою мать…»
Бенякин продолжал говорить, хотя сам не верил сказанному. Он чувствовал: что-то происходит и того и гляди перейдет в стадию кульминации. Вдруг с улицы донесся топот лошади и резвое фырканье. Кто-то подъехал к церкви. Выйдя на улицу, Олег увидел примчавшегося комиссара, одетого в свое кожаное пальто. На его коне висела винтовка.
– Капитан, беда! Аркашу твоего…задушили, – сообщил Сухоруков сразу же, как завидел Олега.
– Как задушили?
– А вот так. Прихожу, Нина плачет, говорит, что спал после нашего ухода. А ночью услышала она какие-то всхлипы. Пришла к нему – а он себя душит, крестом! И не успела она подбежать – упал, не шевелиться.
– На кресте?
– Да, на большом. Дорогой, наверное, был, видать спёр у кого-то при жизни.
– Видать….
– Командир, мы Нину, само собой, задержали, но больно мутная история. Не верится мне, чтоб она его убила.
– Брось, Нинка не могла.
– Но не может же человек сам себя…. Это же невозможно!
Олег пытался собрать всё в единую картину, что проянила бы черные пятна этой истории, но у него не выходило. Он взглянул на придорожные заросли полыни и сказал: « Может, их схватили и дурманом накачали?»
– Дурманом? – переспросил комиссар.
– Да, отваром из чего-нибудь.
– Да слышали бы мы о таких отварах, легенды бы хоть ходили.
– То не факт. Местные красных не любят, хранили бы от нас все, как ягненка от волков.
– Что ты тут разузнал, командир?
– Видение мне было.
– Видение?
– Я Савина видел, вроде во сне, но как наяву.
Комиссар взглянул внимательнее на начальника.
– Точно все хорошо, Олег? – спросил он, поднимая высоко брови.
– Не уверен. Я думаю, что жители деревни что-то скрывают.
– Значит, надо побеседовать? – спросил Сухоруков, громко щелкнув взведенным пистолетом в кармане.
–Надо, и, кажется, есть у меня стоящий кандидат, – произнес Бенякин, завидев приближающегося Отрашева. Извозчик, подойдя ближе, дружелюбно поздоровался с капитаном и комиссаром.
– Ты чего ночью шастаешь, Слава? – удивился Олег.
– Какая ночь? Уж скоро петухи запоют.
Комиссар тут же направил на извозчика пистолет.
– Слава значит? – спросил Виктор, наклоняя голову.
– Так точно-с, – подняв руки в воздух, сказал испуганно Отрашев.
– А нам с тобой поговорить надо.
– Я и без этого разговорчивый, – кивнул на оружие, сказал извозчик.
Вокруг не было ни души. Раннее утро встречало просыпавшихся сельчан почти вечерней мглой от заволоченного тучами неба, поэтому многие оставались лежать в кроватях.
Бенякин и Сухоруков провели Славу в церковь, после чего комиссар в одиночку повел пленника во двор. Олег же, задержавшись на секунду, поднял взгляд на иконы и увидел, что все они были повреждены: лица были оплавлены. Капитан растерялся и выскочил наружу вслед за подчиненным. Виктор связывал руки извозчику, а когда закончил, бросил его на землю. Сохранявший спокойствие Отрашев действовал офицерам на нервы.
– Признавайся, ты из белого подполья? Затаился после войны?
– Тут все притаились, до поры до времени.
– Что это значит, «до поры до времени»?
– То и значит..
– Ты меня отравил чем-то, падла? – воскликнул молчавший до этого Олег.
– А ты разве что-то пил или ел?
– Может, пока я спал, во фляжку мне чего-то подсыпал?
– Не дури, мужик. Ничего я с тобой не делал.
– Где ваш штаб? Сколько вас? – угрожая пистолетом, спросил комиссар,
– Штаб? Ах, штаб…. Ну да, можно его и так назвать. В глубине погоста.
– Так и знал! – крикнул Бенякин. – Знал, знал! Чуял! Не так что-то на том дрянном погосте.
– Иди вперед, показывай, – скомандовал Виктор, и Слава, послушно поднявшись на ноги, зашагал вперед.
Олег схватил лежавшую рядом лопату и двинул за остальными.