Командир вытащил сержанта наружу и, поставив возле малинового куста, окатил его ледяной водой.
– Ты что творишь, командир? – завопила Нина и рванула в светлицу.
– Ничего, скоро заговорит, вот увидишь, – улыбнулся командир, но хороший настрой быстро пропал: сержант стоял спокойно, лишь немного дрожа от холода. Выражение его лица нисколько не сменилось, оставаясь безразлично-спокойным.
Нина же вскоре вернулась с пледом и стала укутывать больного.
– Командир, ты с ума сошел?
– Нет, а вот он, – Олег показал на юного красноармейца, – да.
– Ему покой нужен и уход, а ты его пытать решил?
– Это разве пытка? Вот когда война была….
– Замолчи, прошу тебя! – старательно обтирая Аркашу, сказала Нина.
– Ты вроде была равнодушно к нему настроена, а теперь так и не скажешь.
– Я поняла, кто у него начальником был. От такого командования я бы тоже в ступор впала.
– Ну-ну, полегче.
– Это ты полегче, – сказала медсестра, а потом тихонько добавила, – придурок.
Заведя больного обратно в избу, Нина усадила его на свою кровать и, схватив с соседней лежанки шерстяное покрывало, накрыла замерзшего сержанта. Следом за ней в дом вошёл и Бенякин.
– А ты что, самовар еще не поставила? – засмеялся он.
Сестра промолчала. Чтобы показать, как она занята, девушка вновь стала обтирать сержанта. Когда дело дошло до груди, она почувствовала, что что-то висит на шее у парня. Убрав прочь покрывало, она сунула руку под его рубаху и нащупала крест.
« Странно, мало кто из красных носит его, а если и носят, то не такие дорогие» – подумала про себя девушка, спрятав его обратно под влажную ткань.
Вдруг звонкий собачий лай испугал Нину, и она поднялась с кровати больного.
– Товарищ капитан! – кричал вернувшийся Сухоруков, – Немчуру недалеко увезли, скоро доставят!
– Это хорошо. Ты проходи, чаю выпей, – сказал командир.
– Это я с радостью. Нина, есть что пожрать? С утра крохи во рту не было, – сообщал Виктор, аккуратно проходя мимо привязанной собаки.
– На вас не напасёшься.
– Пади пирожки недавно пекла.
– Какие пирожки? Шутить вздумал? Похлебка простая есть.
– Ну, давай хоть похлебки бахнем.
– Сделаю. Щас еще самовар поставлю.
– А что, он еще не стоит? Нина, как так? – возмутился Бенякин.
– Да пошёл ты, командир, – сказала девушка и скрылась в доме.
Двор же окатили волны офицерского смеха.
Горячая похлебка согрела Бенякина и Сухорукова не хуже чая, в который они не преминули подлить водки. Выпить за компанию решила и Нина. Посиделки эти, однако, не напоминали обычное застолье: не было ни баек, ни шуток, ни затейливых выдумок. Немая тишина прерывалась лишь звоном посуды, а собравшиеся то и дело оглядывались на сержанта, но тот смирно сидел на месте, укутанный разным тряпьём. Казалось, что остальные пьют лишь чтобы притупить странное чувство страха, источником которого и было бессловесное присутствие солдата, что будто бы выпал из временного потока, сведя собственное существование к неестественному безразличию, грозившемуся стать конечной точкой его бытия.
– А если он таким навсегда останется? – спросил неожиданно Сухоруков товарищей.
– Да погоди ты, рано ж еще, – ответила Нина.
– Рано-то рано, а все-таки?
– Кажись, кто-то прибыл, – прикладывая раскрытую ладонь к уху, произнес командир.
Вместе с медсестрой и комиссаром он вышел на улицу. Сквозь плохо составленный забор было видно несколько силуэтов, ведущих человека в белом. Когда калитка открылась, Бенякин увидел старого стройного мужчину с лысиной на голове, обрамленной невысокими волосами по бокам, и короткой, но аккуратной бородой. На прищуренные глаза были надеты круглые очки. Его вели двое вооруженных молодых мужчин, которые не стеснялись грязными руками хватать за некогда белый костюм пленника.
– Товарищ командир! Привезли осужденного, как приказывали, – сказал один из охранявших доктора парней.
– Молодцы. Руки ему освободите и подождите за калиткой.
– Слушаюсь, – сказал темноволосый солдат и, почесав за ухом, стал развязывать человека в очках.
Когда дело было сделано, доктор остался наедине с людьми, некогда обрекшими его на каторгу,
– Здравствуйте, господа, – сказал лысый интеллигент и добродушно улыбнулся.
– Господа в Париже, а мы товарищи, – ответил Сухоруков.
– Мне вы явно не товарищи, так в чем же дело?
– Помощь нужна, у нашего тут проблема….по вашей части, – сказал командир.
– Ох…. Бессонница замучила? Или, может, нервный тик поймал?
– Скорее, первое. Вы проходите, доктор, проходите, – сказал Бенякин, рукой указывая на открытую дверь в избу.
– Ой, прекрасно-то как! Доктор! А то всё тварь, сволочь очкастая и вшивый интеллигентишка.
– Хватит, доктор. Если поможете нам, мы тоже в долгу не останемся.
– В самом деле? А что взамен изволите предложить? Пулю? Или кортик под ребро?
– Срок скостим тебе.
– То есть вместо неправомерно впаянной мне десятки я отсижу семь?
– Пять, – сказал командир, – и не там, куда идет баржа, до которой ты почти доехал.
– Да у вас все заведения, как на подбор. Чем же следующее место будет лучше Соловков?
– В следующем месте ты выживешь.
– Сомневаюсь, батенька. Не тот возраст, однако.