Комендантский час

Мать рассказала ему страшную историю. Она слышала от знакомой женщины, как почтальон Потапович в первые дни оккупации выдал гитлеровцам двух раненых командиров Красной Армии, которых прятала жена советского военнослужащего. Обоих командиров и советскую патриотку арестовали, а доносчику за прислужничество отдали освободившуюся квартиру. Тридцать позорных иудиных сребреников. Позднее он сам хвастался: «Не захотели по-доброму служить великой Германии, вот и поплатились».

— Ты, Леня, не связывайся с ним, он человек опасный.

Третьяк давно не видел этого оборотня и как-то не придал особого значения предостережению матери. Он тогда не мог предвидеть, что пройдет какое-то время, и ему самому придется иметь дело с Потаповичем уже как с явным врагом...

Без стука вошла Валя Прилуцкая, спросила обеспокоенно:

— Этот тип был у вас? Чего он хотел?

Третьяк ответил спокойно:

— Требовал прибить на улице вывеску: «Здесь открыта мастерская по ремонту телег и тачек известного чародея этого дела господина Третьяка. За несколько немецких марок обычная телега переделывается в легковую машину, а тачка — в мотоцикл с коляской... Мастерская работает без выходных. Спешите записаться в очередь. Первым уже записался, прислав телеграмму из Берлина, сам фюрер».

Валя улыбнулась.

— Прекрасно! Я тоже запишусь в очередь на мотоцикл с коляской...

Ничего «прекрасного» не увидела в этом Мария Тимофеевна.

— Вы с такими вещами не шутите.

Третьяк ввел девушку в свою комнату.

— Что нового, Валя?

Сняв пальто и платок, она села в самодельное кресло возле стола, заговорила, не оборачиваясь:

— По правде сказать, соскучилась я, Леня, без тебя, вот и прибежала. Пять дней не виделись, а показались они мне — пятью годами. Я уже и на селах успела побыть. К тебе летела как на крыльях. А ты хоть немножечко думал обо мне?

Он слегка растерялся:

— Смотря какой смысл вкладывать в слово «думал».

— Не надо философствовать, я не требую конкретного ответа, — резковато оборвала его Валя. — Лучше посмотри, что я тебе принесла. Сюрприз! — Она достала из сумочки свернутые вчетверо газетные странички. — Несколько номеров многотиражки «Пропеллер» за старые годы! В одном из номеров и твое стихотворение. Слушай...

Мы касаемся крылом
Высоты,
И досрочно план даем
Я и ты.
Отстающие, вперед!
Бросьте лень!
Поднялся наш самолет
В ясный день.

А теперь посмотри, что я здесь написала, — она поставила палец под надписью на полях газетной страницы. Он прочел: «Этот поэт Ленька — передовой столяр, он мне нравится больше, чем его стихотворение».

Третьяк рассмеялся:

— Убедительная рецензия...

Они сели рядом и начали просматривать многотиражку, и каждая заметка в ней казалась им записью в дневнике. Вот заметка за подписью Коноваленко, опубликованная в номере от 31 октября 1933 года:

«Скажем так...

Комсомол будет прокладывать первые колеи в стратосферу, изучать воздух и приближать воздушные богатства к сегодняшней действительности. Это ясно.

— Но где взять крылатую машину?

— Создать, — говорит Валя Гончаров. — Надо пожелать, и коллектив будет иметь свой самолет.

Загудел комсомол инициативой. Пошло эхо по всем ячейкам. Из старого «летающего гроба», из «верблюда» сделали неплохого извозчика, но нам нужна буря, чтоб галопом пролететь по небу.

О Валя Гончаров! Ты руководил — мы строили. Мы имеем коллективную собственность и тебе дарим все хозяйство самолета.

Пожелали...

И есть у нас «У-2».

Ниже помещена галерея портретов и подпись: «Лучшие борцы за комсомольский самолет». Первый в ряду — Гончаров. Шею облегает воротник теплого джемпера, на голове кепка (ни шляп, ни галстуков в те годы принципиально не признавали), исхудалое красивое лицо, взгляд мечтательный, направленный чуть-чуть в сторону. Валя долго рассматривала портрет.

— Как живой, правда? А знаешь, Леня, Гончаров давал мне рекомендацию в партию. Помню осенний вечер, похоронную процессию с факелами. Я поклялась тогда, что оправдаю его доверие. И еще вынесла для себя урок: надо жить так, чтобы тебя и мертвую можно было чем-то хорошим вспомнить.

— Нечто подобное и мне думалось в тот вечер, — поддержал разговор Третьяк. — Смерть — это тяжкая утрата, но она менее страшна тем, кто оставляет по себе светлую память, как Гончаров.

Перелистывая далее страницы многотиражки, прочитали краткую информацию под рубрикой: «Пропеллеру» отвечают»:

«В бюллетене № 3 была помещена заметка о том, что хулиганы Перевальский и Ступкало остаются ненаказанными, на что нач. цеха тов. Застухов отвечает, что хулиганы уволены с работы».

— Ступкало?! — Третьяк даже вскочил с места. — Помню его, он работал в смежном цехе. Щуплый, ничтожный. А недавно мы с ним случайно встретились. И знаешь где? В райуправе, что возле Сенного базара, я приходил туда за разрешением на открытие мастерской. Пристал ко мне: давай запишемся в полицию, ты же, мол, комсомолец, надо спасать свою шкуру. Еле отделался от наглеца.

— Ты его больше ни разу не встречал? — поинтересовалась Валя.

— Нет.