Комендантский час

Когда-то, много лет назад, совсем молодым комсомольцем он приехал в район строительства этого завода. Стройка в областном масштабе считалась ударной. Отсюда и началась его биография инженера. Кравцов одно время работал даже начальником вспомогательного цеха на этом заводе.

Он шел уверенно: что-что, а этот завод он знал как свои пять пальцев. Проходя по его разбитому двору, он жалел, что не может как следует определить степень разрушения, чтобы сразу прикинуть, сколько понадобится времени и средств для восстановления предприятия. Мысли его, совершенно не подходящие к обстановке и к тому делу, которым сейчас он должен был заняться, внезапно успокоили его, и все происходящее утратило остроту, стало обычным, таким же, как его мирная работа.

Обогнув стену цеха обжига, он увидел двухэтажное здание заводоуправления, рядом с ним находилась сторожка. Ее он узнал сразу по узкому лучику света, пробивавшемуся в занавешенное изнутри окно.

Кравцов опустил руку в карман, потрогал прохладную сталь пистолета. Ничего, он один, если понадобится, возьмет этого Мишку Банина, бывшего заводского кладовщика, жуликоватого и вечно болевшего человека. Впрочем, в болезни его Кравцов никогда не верил, даже после того, как Банина освободили от военной службы. А вот на торговле кирпичом налево Мишку чуть было не прихватили, да война спасла.

Кравцов подошел к двери и постучал. В глубине помещения раздались шаркающие шаги, потом кто-то спросил хриплым, словно спросонья, голосом:

– Кто?

– Свои, открой.

– А кто?

– Ты открой сначала, сволочь, а потом допрашивай, – зло вполголоса ответил Кравцов.

Дверь чуть приоткрылась, Кравцов толкнул ее и вошел в комнату.

– А… Герр бургомистр. Наше вам. Собрали вещички, стало быть!

– Много знаешь.

– Как есть, как есть. Прошу в мои хоромы каменные.

Банин посторонился, пропуская Кравцова. Тот шагнул, огляделся. Посередине стоял грубо сколоченный стол, к стене была прибита полка из неструганых досок, на ней стояли кружки и несколько фаянсовых тарелок, в углу прижался топчан, покрытый овчинным тулупом. В комнате пахло прогорклым салом, грязным бельем и водочным перегаром.

– Небогато живешь, – усмехнулся Кравцов, садясь на топчан.

– Как положено сторожу-пролетарию, – Банин шутовски поклонился, – куда нам до вашей милости.

– Это уж точно. До нашей милости ох как далеко.

– Рукой не достать.

– Ну ладно, ты брось скалиться. К Музыке меня доставь.

– Это можно. Тем более что имею от него такое распоряжение. Только самого Музыки нет, он послезавтра будет. А Горский там, ждет.

– А где же Музыка? – спокойно, стараясь не выдавать волнения, спросил Кравцов.

– По делам подался. Как я понимаю, за грошами. Вернется послезавтра – и прощай родные места. Уйдем мы все.

– Далече?

– Говорят, в теплые края.

– Ладно, ты меня все равно доставь.

– Чаю не желаешь?

– Нет.

– А водки?

– Тоже нет. Желаю быстрее уйти отсюда.

– Ишь скорый, где барахлишко-то?

– Здесь, в кирпичах припрятал.

– А… Ну я сейчас. Заправлюсь на дорогу.

Банин пошарил под топчаном, вытащил початую бутылку, посмотрел ее на свет.

– Маловато. Ничего, у ребят разживусь. Не будешь? Ну, как знаешь.

Он налил в кружку и одним махом выпил. Кравцов с отвращением увидел его дернувшийся небритый кадык. Ударить бы по нему ребром ладони… Он даже отвернулся, так ему захотелось это сделать.

– Ну вот. – Банин поставил кружку, постоял задумчиво, словно проверяя, подействовала ли на него водка. – Вроде все путем. Пошли, что ли, бургомистр?

– Ты это звание забудь. Понял? – зло сказал Кравцов. – Навсегда забудь. Не было этого. Никогда.

– Не сердись, Кравцов, что ты. Я же в шутку.

– С женой шути…

– Ладно, ладно. – Банин наклонился, приподнял половицу и достал «ТТ».

– Это еще зачем?

– От плохих людей. Болото, оно и есть болото.

– Труслив ты больно.

– Осторожен, жизнь научила.

Он привернул фитиль лампы, дунул на нее. Плотная темнота окутала Кравцова.

– Идем.

Где-то заскрипела дверь, и Кравцов пошел на звук, оступился, чуть не подвернул ногу. В лицо ударила ночная свежесть, и он, как на огонь, пошел в сторону этой свежести, перешагнул порог и очутился на улице.

– Подожди, – сказал Банин, – я дверь запру.

– Зачем?

– Для порядка.

Он повернулся к двери и едва успел наклониться, как из-за угла выскочили двое и крепко взяли его за руки. Кравцов тут же сунул руку в карман задержанного и вынул пистолет.

– Добрый вечер, гражданин Банин, – сказал подошедший Данилов. – Зачем же запирать, не надо. Пойдемте к вам, потолкуем.

Войдя в комнату, Иван Александрович вынул спички, и снова вспыхнул желтый, грязноватый свет керосиновой лампы.

Два оперативника ввели Банина. Он осмотрелся, потом остановил взгляд на Кравцове:

– Счастлив твой бог, бургомистр, велел мне тебя Музыка на торфяники привести, говорил, ценности у тебя большие, там бы ты и остался.

– Губит вас всех жадность, Банин, ах губит, – сказал Данилов. – Но это все из области истории. Теперь к делу. Где Музыка?

– Нет его. Обещал быть через три дня.

– Куда он уехал?

– Этого я не знаю.

– Кто знает?

– Горский.

– Это который у Дробышевой нашего сотрудника убил? – спросил с деланым равнодушием Данилов.

– Он.