Комбат Ардатов

Ардатов поднял бинокль, вглядываясь в сторону немцев, полагая, что ему удастся хоть разбросать эти мины перед траншеей. Он знал, что не может быть и речи о том, чтобы их зарыть — невозможно было работать на виду у немцев, но даже растащить их метров на сорок — пятьдесят от траншеи, спрятав в полынь, хоть чуть-чуть замаскировав, и то было великим делом. Из двигающегося танка четко различить через смотровую щель серый деревянный ящик под полынью практически невозможно, и эти сорок мин, не то оставленных, потому что их нельзя было увезти, не то забытых теми, кто вчера занимал здесь оборону, эти сорок мин, установленных «в наброс», хоть как-то, хоть жиденько, могли прикрыть их позицию. Вообще-то он хотел сам побежать с Белоконем к минам, но надо было ответить этому деду.

— До вечера я разрешаю вам — всем вам — пробыть здесь. Но как только стемнеет, прошу, приказываю, — поправился Ардатов, — приказываю отходить в тыл. — Кубик зарычал на него, но он не обратил на это внимания. — Не могу, не считаю ни нужным, ни возможным зачислить вас в свою группу. Ясно, Глеб Васильевич? Найдите лопату, заройтесь поглубже и — до вечера…

«Постарайтесь дожить — все вы трое — вы, Надя, Кубик, постарайтесь дожить до вечера. Это не шуточка, разведбат и батальон танков! Не игрушки!» — подумал он, но не сказал.

По мере того, как он говорил, подбородок Нади поднимался все выше и выше, пока она, стоя спиной к деду, не коснулась его груди. Старобельский же, положив руку на плечо Нади — сохранял невозмутимое достоинство.

Свободной рукой Старобельский провел по пуговицам косоворотки, как бы проверяя — все ли они на месте, все ли застегнуты, и лишь чуть-чуть озабоченней сказал:

— Позвольте спросить вас, Константин Константинович, почему вы не находите ни возможным, ни нужным принять нас в свои ряды? Я утруждаю вас, но…

— Потому что не вы и не Надя должны воевать! — вырвалось у Ардатова.

— Совершенно верно, Константин Константинович. Это — занятие армии, так сказать, специалистов, — неожиданно согласился Старобельский. — Мы же…

— В чем же дело? — Ардатов собрался пойти к минам, ему казалось, что Белоконь медлит. — Все ведь ясно, а коль ясно, то…

— Да, ясно. Но ясно и то, что армия, к превеликому нашему сожалению, не может пока остановить нашествия немцев, — возразил Старобельский и поднял тонкий, как карандаш, палец. — Смею вас заверить, Константин Константинович, я и в мыслях не имею бросить тень на вас лично или на всех, здесь присутствующих. Глубоко убежден, что каждый из вас, и вы тоже, не щадили себя. Но однако же, как это и ни прискорбно, немцы почти на Волге.

— Восемнадцать человек. Восемнадцать без продуктов, — доложил подошедший Тырнов. — Говорят, последнее съели вчера.

Старобельский вежливо прервался, ожидая продолжения разговора Ардатова и Тырнова, но так как этого продолжения не последовало, закончил:

— И постольку, поскольку армия не выполнила этой своей святой обязанности, во всяком случае — по сей день — не сумела уберечь ни землю, ни народ от тевтонского нашествия, объявлена война всенародная. Я и Надя — мы тоже народ. Потрудитесь, Константин Константинович, принять это во внимание…

— Как, как вы сказали? — возмутился Тырнов. — Как? Не сумела, не выполнила своей задачи? Вы, отец, говорить говорите, но не заговаривайтесь!

— Мы вам поверили, а вы… А вы… А… — вмешался было из-за спины Ардатова Чесноков, но Надя перебила его:

— Вот вам и «а». Вот вам и «а»! И будет еще б, в, г, д, е, и, ж, з!.. — и Ардатов даже подумал, что она сейчас покажет Чеснокову язык.

— Надежда! — Старобельский укоризненно остановил Надю. — Неприлично! Изволь, пожалуйста…

— Хорошо! — быстро согласилась Надя. — Но зачем они нас пугают? Угрожают зачем?..

— И, к, л, м, н, о, п, ре… — подхватил за Надей, не обидевшись, Чесноков, но Ардатов повел в его сторону головой, и он умолк, как выключился.

Ардатов хмурился и молчал. Что ж, по-своему Старобельский был прав. Но ведь прав был и Тырнов — армия делала все, что было в ее силах, чтобы остановить немцев — красноармейцы и командиры своим телом, костьми, кровью старались удержать немцев и у границы летом, и зимой в Подмосковье, и этой весной на Дону, и сейчас в сожженных беспощадным солнцем приволжских степях. И если им пока не удавалось остановить немцев, так вина в этом была не их, не Щеголева, не Чеснокова, не его, Ардатова.

«Но деду от этого не легче, — подумал Ардатов. — И что ты ему ответишь, здесь, у Волги?»

— Нас, — Старобельский положил теперь обе руки на плечи Нади, и она, опять вздернув подбородок, прижалась затылком к его груди, — нас, — Старобельский посмотрел сурово всем в глаза, — не устраивает, как все получается. Посему, после того, как немцы взяли Старобельск и… А до этого… А до этого…

Старобельский проглотил комок и начал прокашливаться, и обе руки задрожали на Надиных плечах…

— А до этого…